Летняя рапсодия
Шрифт:
Со смешанным чувством вины и беспокойства она решила накрыть стол в столовой, а не в кухне. Возможно, приятная обстановка поднимет Люку настроение.
Она поставила на стол бутылку охлажденного белого вина и тут услышала, как он прошел через холл и направился в кухню.
– Иди сюда, – позвала она.
Шаги его затихли, потом возобновились.
Когда он вошел в столовую, Уитни стояла за стулом возле полированного стола из красного дерева, положив руки на высокую спинку.
Люк переоделся в чистые джинсы и аккуратно выглаженную сине-фиолетовую рубашку. Он окинул взглядом
– Какой повод?
– Ничего особенного. Просто я подумала, что, может, разнообразия ради тебе понравится поужинать не по соседству с кухонной раковиной?
– С тех пор как вернулся домой, я здесь ни разу не был… Но сколько воспоминаний связано с этой столовой! – Он подошел ближе. – Именно в этой комнате бабуля учила меня, как надо вести себя за столом. И правило номер один гласило: «Всегда вначале усади дам».
Уитни отступила, чтобы Люк смог отодвинуть для нее стул. На нее повеяло запахом его одеколона, смешанным со свежим запахом мыла. И каким-то мужским ароматом, присущим только Люку. Волнующая смесь.
– Спасибо.
Ей показалось, что он легонько дотронулся до ее плеча.
На закуску она приготовила свежий зеленый салат, на горячее – острое куриное жаркое, которое она подала со спаржей, морковкой и коричневым рисом.
Люк не сделал ни единого комментария к ее кулинарным достижениям вплоть до самого кофе.
– Как я вижу, моя бабушка научила тебя готовить, – сказал он. – И ты оказалась способной ученицей.
– Догадываюсь, что это комплимент! Но как ты узнал, что именно Крессида учила меня готовить?
– Когда я был ребенком, кухарки в поместье не было, так как бабуля обожала готовить. В числе ее любимых блюд было и куриное жаркое, и, насколько я помню, это блюдо ее собственного сочинения.
– Но разве это не твоя мама… Я думала, что это она обычно…
– О, – он пожал плечами, – она терпеть не могла домашнюю возню. Она вся была в искусстве, музыке, изящном рукоделии… ну знаешь, всякое такое… А бабуля была гораздо более земной, деятельной, буквально вихрь положительно заряженной энергии. И с такой жадностью к жизни! – Он замолчал, а когда заговорил снова, то его голос звучал сдавленно: – Во всяком случае, такой я ее помню.
– Держись за эти воспоминания, Люк, дороже их нет ничего. Даже в самые последние дни она поражала нас. Крессида цеплялась за жизнь с невероятным упорством, а ведь она так страдала!
Уитни прикусила язык, видя отчаяние в глазах Люка. Она чувствовала, как он раскаивается, что не вернулся в поместье Браннигенов раньше. Возможно, они с бабушкой и не помирились бы, но хотя бы были вместе. Теперь уже слишком поздно каяться.
Уитни поспешила переменить тему:
– Когда ты уехал отсюда, то сразу направился в Калифорнию?
Похоже, что Люк тоже был рад оставить неприятный разговор.
– Нет, я поехал в Ванкувер на черном «БМВ», подаренном мне бабушкой на семнадцатилетие. Один из моих старых друзей, Рамон, переехал туда ранее. Я знал, что могу на него рассчитывать.
– А деньги у тебя были?
– Чуть-чуть…
– И что же ты сделал?
– Я получил работу на кухне в отеле «Ванкувер», о которой тебе говорил. И продал машину.
– Ой!
– Ага. – Усмешка блеснула в его глазах. – Вот тебе и «ой». Я выручил за нее неплохие деньги и заплатил депозит за небольшой домик. Потом я устроился на курсы барменов, начал работать в баре отеля. Познакомился с несколькими постоянными посетителями – один из них был преуспевающим биржевым маклером, не без его участия я заинтересовался игрой на бирже. Через семь лет с его помощью и известной долей везения у меня уже был весьма солидный счет в банке. Благодаря высокому спросу на жилье мне удалось очень выгодно продать домик. В тот момент я серьезно собирался вернуться в долину, купить маленький виноградник и «показать бабке»! Глупо, да? Но тут вмешалась судьба в лице Фелиции Оррин.
– Фелиции Оррин?
– Моя жена. Я познакомился с ней в мою самую последнюю смену работы в баре. – Он потряс головой, как будто до сих пор не веря в иронию судьбы. – Она сидела за стойкой бара одна – ее знакомая не пришла. И была не прочь поболтать.
– И наверняка она очень привлекательная? – Ну какая женщина удержалась бы от этого вопроса, словно оправдывая себя, подумала Уитни.
– Темноволосая, яркая и дорого выглядящая – как горький шоколад высшего сорта. Так получилось, что наша встреча произошла в очень подходящее время: одна глава моей жизни закончилась, другая еще не началась, и все это было так дьявольски возбуждающе! Я был жаден до жизни и ночного веселья. Она прилетела из Калифорнии и на следующее утро должна была вернуться обратно. – Он отодвинул от себя чашку с блюдцем. – Короче, когда ее самолет поднялся в небо, я был на нем.
– Она работала?
– Ее дяде Ксавье принадлежал виноградник в долине Напа. Она числилась секретарем в его офисе. Ксавье был симпатичный малый, и к тому же я ему понравился. Он предложил мне место на любой срок.
– Его племяннице ты тоже очень понравился!
– Фелиция была не прочь выйти замуж. Сначала мне не хотелось оседать в Калифорнии, но чем дольше я жил вдали от Изумрудной долины, тем менее реальной она мне начинала казаться. Моя бабушка – единственная живая родственница – меня предала, и я решил, что идея создать новую семью, на которую я смогу опереться, может быть, не так уж и плоха. Так что… мы с Фелицией поженились, и я купил «Горный рай».
– Как давно это было?
– Почти пять лет назад.
– Вы… не хотели иметь детей?
Люк резко отодвинулся на стуле и поднялся на ноги.
– Давай отнесем грязные тарелки на кухню.
Уитни подавила готовое сорваться с губ раздосадованное восклицание. Она явно коснулась болезненной темы, и Люк дал задний ход. Дверь закрылась. Что ж, она сама виновата: у нее нет никакого права задавать такие личные вопросы.
В молчании они перенесли посуду на кухню. Когда Уитни принялась загружать посудомоечную машину, Люк сказал: