Летняя рапсодия
Шрифт:
– Я пошел в библиотеку. Надо еще поработать с документацией.
– Отлично, – отозвалась Уитни, не оборачиваясь. И через секунду осталась одна.
Она дольше, чем обычно, не ложилась в этот вечер, занимаясь делами, на которые в течение дня у нее не хватало времени из-за Троя.
К тому времени, как она закончила гладить огромную кучу выстиранной одежды, было уже совсем темно. Уитни знала, что давно пора ложиться спать, а не то на следующее утро она не сможет продрать глаза. Но хотя она и устала, спать не хотелось. Еще нет. Оборвавшийся разговор
Пожалуй, бокал вина, оставшегося от ужина, поможет ей расслабиться.
Она достала из холодильника бутылку и как раз наливала вино в бокал, когда Люк вошел на кухню.
– Ага-а! – протянул он. – Поймана на месте преступления! Ну кто бы мог подумать – вся такая правильная и чопорная мисс Маккензи оказалась тайной пьяницей!
– Вот так! – весело сказала Уитни. – Ну и кому же ты собираешься наябедничать?
– Никому – если и мне нальешь стаканчик!
– Ты закончил дела в библиотеке?
– Так точно, мэм!
Улыбаясь, она налила второй бокал и протянула ему.
– Давай посидим на улице, – сказал он. – Хочется глотнуть свежего воздуха. – Он открыл входную дверь и посторонился, пропуская Уитни.
– Может быть, сядем вон там, под окном Троя, тогда мы услышим, если он заплачет, – предложила она.
Люк притащил два садовых кресла и поставил их в дальнем конце площадки.
– Ну как?
– Чудесно. – Уитни села. Это был прекрасный вечер, легкий ветерок приносил из сада запах левкоев. Взошел молодой месяц, и через несколько мгновений девушка увидела миллиарды мерцающих звезд Млечного Пути.
– Ты спрашивала, хотели ли мы с Фелицией иметь детей.
Удивленная, Уитни моргнула. Значит… он все-таки не закрыл дверь. Или, может, закрыл, но потом изменил свое решение. Она взглянула на него и увидела, как в сумерках блестят его глаза.
Ей хотелось, чтобы он продолжал.
– Наш брак был ошибкой, – прямо сказал он. – Я очень скоро обнаружил, что у нас нет ничего общего. Я мечтал осесть и завести семью, а Фелиции хотелось веселиться. Я хотел детей – а она сказала, что дети подождут, пока она не будет к этому готова. Наш брак был пуст. Фарс. После четырех лет практически раздельного сосуществования я заявил, что выхожу из игры.
– Но вы же, наверно, потом помирились? Я имею в виду… у вас же родился Трой.
– Фелиция умоляла дать ей шанс. Она была полна раскаяния и так уверяла меня, что готова начать все заново, что я согласился. Она тут же забеременела, и я чуть не сошел с ума от радости.
– Что же произошло дальше?
– После того как Трой родился, Фелиция совершенно им не интересовалась. Ее никогда не было дома. Она могла оставить ребенка с кем угодно, хоть с посторонним человеком. Все, на что она была способна, так это иногда нарядить его и демонстрировать своим друзьям. Гвоздь программы. В конечном счете я понял, что моя жена не просто не желает дарить свою любовь, а не может, так как в ней вообще любви не было. – Он мрачно рассмеялся. – Но только когда я подал на развод, я обнаружил, насколько она на самом деле
Далеко внизу в долине послышалось урчание двигателя большой машины – возможно, грузовика на улицах Эмералда.
– Она не давала тебе развода?
– Она заявила, что если я не прекращу процедуру, то она обчистит меня догола. Как-то она даже призналась, что забеременела только потому, что понимала, что разрыв неизбежен и что если она родит ребенка, то я буду у нее под каблуком: она знала, что я заплачу любые деньги, лишь бы оставить Троя у себя.
Люк устало вытянул вперед ноги. Уитни увидела, как свет месяца блеснул на бокале, когда Люк поднес его к губам, и услышала легкое дзиньканье стекла о кирпич, когда он поставил бокал обратно на землю рядом со стулом.
– Ты так и сделал?
– Так и сделал.
– А Фелиция? Она согласилась вообще никогда не общаться с Троем?
– Таков был наш договор.
– Когда же был день слушания?
– Накануне того дня, как я вернулся сюда.
Уитни отмахнулась от мошки.
– Ты казался таким потрясенным, когда узнал, что твоя бабушка умерла.
– Я и был потрясен. Понимаешь, мы с Рамоном всегда поддерживали связь, а он подписывался на газету Эмералда, так что я был уверен, что в случае чего он мне сообщит. Он ничего не сообщал, и я думал, ну знаешь: отсутствие новостей – уже хорошие новости.
Оба помолчали, Уитни медленно потягивала вино, пока ее бокал не опустел.
– Почему же ты вернулся в долину? – наконец спросила она.
– Из-за Троя. Я знал, что бабушка не выкинет своего внука из-за наших с ней разногласий. Я знал, что она примет нас, и знал, что она полюбит Троя. Так же, как она приняла тебя, и так же, как она любила тебя. – Его голос посуровел.
– Твоя бабушка умерла без обиды на тебя, Люк.
– Но она ни разу не попыталась со мной связаться.
– Я уже объясняла… в ней было слишком много гордости.
– Гордости. Этой проклятой гордости Браннигенов!
– Да, – тихо произнесла Уитни. – Гордость причинила вашей семье немало сердечной боли.
На какое-то время они оба замолчали, и только поднявшийся ветер шелестел листвой и цветами в саду. Уитни чувствовала, как все громче бьется ее сердце. Лунный свет, вино и этот мужчина, сидящий так близко от нее, – смертельное сочетание! Оно лишало ее способности контролировать себя.
Как обычно, безопаснее всего – вовремя уйти. Она встала.
– Я пошла.
Люк вытянул руку и взял ее за запястье. Его рука была теплой, но твердой.
– Еще рано.
В ее теле разгорался огонь желания. Она страстно мечтала сдаться… позволить ему усадить ее к себе на колени, обвить его шею руками, ощутить на губах его поцелуй.
И не только.
О Господи, да… отдаться ему, быть с ним. Полностью. Под звездами, в свете луны…
Она освободила руку.
– Мы это уже проходили, – тихо сказала она. – Ничего же не изменилось. Правда? – «Ты все так же видишь во мне мою мать?» Именно об этом она спрашивала на самом деле.