Лето Гелликонии
Шрифт:
– Мама, - говорил нетерпеливый голос Имии, - не глупи. Домашние притирания и питье не спасут Биллиша. У него редкая болезнь, о которой я читала в древних свитках. Это либо костная лихорадка, либо смертельное ожирение. Но симптомы стертые, возможно потому, что он действительно из другого мира, о котором постоянно говорит, и его организм отличается от нашего.
– Имия, дорогая, я ничего не знаю об этом и ничего не могу тебе сказать. Но думаю, что еще немного мяса не наделает ему большого вреда. Может быть, ему понравится гвинг-гвинг…
– По причине его повышенной чувствительности ко всему чужеродному у
– Неужели это обязательно, дорогая? Он всегда казался мне таким тихим.
– Когда ожирение скрутит его, он перестанет быть тихим, мама, и станет неукротимым, словно дикий зверь.
Голос, в котором едва заметно сквозило презрение, принадлежал молодому мужчине. Человек говорил терпеливо, но скучно, словно лектор, в тысячный раз выступающий перед желторотыми юнцами. Голос принадлежал мужу Имии, Судье.
– Что ж, не буду спорить, все равно я в этих делах не разбираюсь. Я просто надеюсь на то, что с ним все обойдется.
– Никто не верил в то, что костная лихорадка или смертельное ожирение в это время Великого Года могут оказаться заразными, - отозвалась Имия.
– Но, возможно, Биллиш заразился этой болезнью от фагоров, которые считаются ее переносчиками.
Некоторое время разговор продолжался в том же духе, потом внезапно Имия и Судья оказались в комнате Билли. Они стояли над его кроватью и смотрели на него.
– Ты поправишься, - сказала Билли Имия, чуть-чуть наклонившись к нему и проговаривая слова одно за другим, словно он плохо понимал человеческую речь.
– Мы вылечим тебя. Но ты можешь стать буйным, и нам придется привязать тебя к кровати. Ты понимаешь меня, Биллиш?
– Умру. Все равно.
Путем огромного напряжения всех сил ему ненадолго удалось превратиться из дерева в обычного человека.
– Костная лихорадка и ожирение - в обоих случаях вирус один. Один микроб. Я не могу объяснить. Действие различное. Зависит от времени года. Великого Года. Это правда.
Силы покинули его. Судорога снова сковала тело. Лишь мгновение он оставался в сознании. Болезни Гелликонии не были его специализацией, но вирус «геллико» давно уже превратился на Аверне в легенду, несмотря на то, что последняя эпидемия на планете случилась давным-давно, за несколько поколений до рождения теперешнего населения станции. Авернцы были знакомы с действием вируса по записям, хранящимся в банках памяти Аверна. Те, кто в бессилии смотрел с неба на мучения Билли, видели в них четкое подтверждение древней легенде, повторяющейся в финале каждый раз, когда новый победитель «Каникул на Гелликонии» ступал на поверхность планеты.
Активация вируса несла с собой невыносимые мучения, но, к счастью, только в течение двух кратких периодов Великого Года: через шесть местных веков после самого холодного времени Года, когда планетарные условия начинали медленно улучшаться, и поздней осенью, после долгого периода жары, который сейчас переживала Гелликония. В первом случае вирус проявлял себя приступами костной лихорадки; во втором случае болезнь называлась «смертельное ожирение». Ни один житель планеты не мог избежать этого бича; болели обязательно все. В обоих случаях смертность составляла приблизительно пятьдесят процентов. Те, кто выживал,
Вирус был тем природным механизмом, благодаря которому человеческий метаболизм приспосабливался к кардинальным переменам климата, сотрясающим Гелликонию. Билли менялся.
Стоя рядом с кроватью Билли, Имия молчала, сложив руки на высокой груди.
– Не понимаю. Откуда у тебя такая уверенность? Откуда ты все можешь знать? Ведь ты не бог, поскольку будь ты богом, ты не болел бы…
Теперь все, даже звуки голоса, загоняли его глубже в недра сковывающего его древесного ствола. Но он сумел выдавить:
– Это одна болезнь. Два… существенно отличающихся проявления. Ты доктор, поймешь.
Имия поняла. Она снова присела с ним рядом.
– Если это так, тогда… хотя почему нет? Ведь у нас существует две флоры. Есть деревья, которые цветут и плодоносят только раз в 1825 малых лет, но есть и другие деревья, которые цветут и плодоносят каждый малый год. Многое разделено на две половины, но в то же время все существует в единстве.
Сказав это, она плотно сжала губы, словно испугалась, что выболтала секрет, видимо, сообразив, что подошла к краю чего-то недоступного ее пониманию. Вирус «геллико» не во всем соответствовал двойственности гелликонской флоры. Но в одном Имия была права - она вовремя вспомнила о двойной природе цикла жизнедеятельности растений. После того, как восемь миллионов лет назад Беталикс был захвачен в плен Фреиром, все живое на поверхности Гелликонии начало подвергаться усиленной бомбардировке разнообразными излучениями, следствием чего стали бурные генетические мутации и обилие новых видов ранее почти неизменных растений и животных. В то время как одни деревья продолжали цвести и плодоносить как прежде - иначе говоря, пытаться цвести и приносить плоды каждый из 1825 малых лет Великого Года, какими бы ни были климатические условия, - другие коренным образом перестроили свой метаболизм и давали плоды лишь раз за 1825 малых лет. Одним из таких растений был известный раджабарал. Абрикосовые деревья за окнами комнаты Билли не приспособились к обновленному климату и вымирали и во время невыносимой жары и во время небывалых холодов.
Крохотные складки, зародившиеся вокруг рта Имии, свидетельствовали о том, что она всеми силами пыталась продраться сквозь частокол сложных абстрактных рассуждений; но теперь вместо этого она ухватилась за несколько оброненных Билли слов. Разум подсказал ей, что если сказанное им правда, то правда эта будет иметь громадное значение - если не сию минуту, то уж наверняка несколько веков спустя, когда, как следовало из полуистлевших свитков, смертельное ожирение должно разыграться с новой силой.
Уноситься мыслями в такую даль времени было не в обычаях местных жителей. Имия кивнула Билли и сказала:
– Я подумаю над твоими словами, Биллиш, и доложу об этом на следующем съезде Общества врачей. Если нам удастся понять истинную суть этого недуга, тогда, возможно, мы сможем найти способ его лечения.
– Нет. Для тех, кто выживает, болезнь необходима…
Но он видел: ничто из сказанного им она не примет на веру, он никогда не сможет объяснить ей свою точку зрения. И нашел компромисс: