Лето Мари-Лу
Шрифт:
Я тоже смеюсь.
— Нам не хватает флага, — говорю я и указываю кончиком карандаша на корму.
— Лодке флаг не положен. Вот на катерах можно устанавливать шведский флаг, — возражает она.
— А кто сказал, что нам нужен шведский флаг? Я имел в виду наш собственный, как у морских пиратов. Ну, ты знаешь: череп на черном фоне.
Я пририсовываю флаг на рисунке за спиной Мари-Лу. Но вместо черепа и скрещенных костей изображаю черную чайку. Получается здорово: флаг словно развевается на ветру. Я снова показываю ей рисунок, и она хохочет пуще прежнего.
—
— Еще нет.
Я наклоняюсь за борт, зачерпываю рукой воду, медленно выливаю ее на палубу и торжественно произношу:
— Нарекаю тебя «Черной чайкой»!
У меня много набросков Фьюка. С этим островом связаны все мои детские мечты. В них я мог бывать там сколько угодно раз. В мечтах я бродил босиком по берегу, видел, как по вечерам красное солнце опускалось за горизонт. Я спал под раскидистыми елями и просыпался на рассвете под пение птиц. Если где-то в мире и есть настоящий «остров сокровищ», так это — Фьюк.
Когда этот таинственный остров предстает перед нами, я чувствую, как во всем теле нарастает напряжение. Наверное, я боюсь, что он не оправдает моих ожиданий.
Мы идем с юга и сначала действительно видим лишь один остров. Мари-Лу хочет пройти с восточной стороны, и, когда мы проходим почти вплотную к берегу я вижу, как он словно разделяется и из одного получается три острова.
— Это Йеллен, — говорит Мари-Лу, когда мы проплываем мимо первого.
Остров весь порос лесом. Я вижу сосны, ели и осины. За Йелленом появляется Меллён. Он совсем другой, покрыт невысокими лиственными деревьями, кажется, липами. Меллён похож на непроходимые мини-джунгли.
За островом Меллён виден узкий пролив, отделяющий последний остров, Скаллен. Это главный остров, самый большой. В центре него стоит белый маяк. Скаллен — цель нашего путешествия. Здесь-то и жил Отшельник.
Я жадно вглядываюсь в остров, словно сейчас из-за скалы появится легендарный старик.
— Сколько лет прошло с тех пор, как он умер?
Мы приближаемся к земле, и Мари-Лу сосредоточена на управлении лодкой. Ее глаза пристально вглядываются в воду перед лодкой.
— Кто?
— Отшельник.
— Думаю, лет тридцать, — отвечает она. — Ему было больше восьмидесяти.
— Неужели он прожил здесь один всю свою жизнь?
— Да, во всяком случае, почти всю. Странно то, что он приплыл сюда умирать. Врач сказал, что ему осталось недолго, и посоветовал почаще бывать на свежем воздухе. Поэтому он и приехал сюда, чтобы спокойно умереть.
— Но ведь он не умер?
— Нет.
— Как таинственно, — говорю я.
— Хотя другие утверждают, что все дело в несчастной любви.
— Вот как.
— Тебе придется встать впереди и смотреть, чтобы мы не напоролись на камни, — приказывает Мари-Лу, и я понимаю по ее тону, что нужно подчиниться.
— Есть, капитан! — отвечаю я, на четвереньках ползу через пакеты и сажусь на корточках на носу лодки. Вижу, что вокруг острова полно камней.
— Так держать! — кричу я. — Но не подходи ближе.
Лодка
— Вон там гавань! — кричу я.
Я успеваю увидеть, как береговая линия внезапно разрывается, образуя небольшой пролив, напоминающий щель. У самого берега раскинулась спокойная лагуна с зеркально-гладкой водой.
Мари-Лу снова наваливается на румпель, и лодка медленно устремляется в пролив.
— Убрать паруса? — спрашиваю я.
Мари-Лу качает головой:
— Здесь почти нет ветра.
Я замечаю, что она права. Когда мы входим в лагуну, наступает полный штиль. Парус дрожит, и скорость быстро падает. Мы зависли в левентике [12] . Я уже готов пройти последний отрезок пути на веслах, но Мари-Лу каким-то чудом удается поймать слабый ветерок, и мы медленно приближаемся к берегу, усыпанному мелкими камушками.
12
Левентик (фр. levent) — курс, образующий с направлением ветра угол 0°, т. е. ветер по отношению к кораблю дует практически точно спереди. Поскольку парусное судно идти таким курсом не может, обычно говорят не «курс», а «положение левентик»
Когда остается несколько метров, я спрыгиваю с лодки и вытягиваю ее на берег. Я — Адам Отшельник, приехавший на остров, чтобы жить в мире и спокойствии со своей девушкой-калекой.
Я перетаскиваю на берег коляску Мари-Лу, спальные мешки, палатку, пакеты с продуктами и другие вещи. Складываю все в кучу подальше от воды и возвращаюсь за Мари-Лу. Беру ее на руки. Она, словно зверек, крепко цепляется за мою шею. На берегу она соскальзывает и становится рядом со мной, утопая ступнями в мелких камушках.
Мы осматриваемся, держимся за руки и молчим. Маленький залив — словно иллюстрация к книге о Робинзоне Крузо.
Остров больше, чем я представлял себе. Но все же не огромный. Он вполне обозрим. Стоя на одной стороне, я могу разглядеть или предугадать, где он заканчивается. Это довольно большой мир. Я вижу едва различимую тропинку, ведущую к маяку.
— Ну что, приступим к исследованию окрестностей? — предлагаю я.
Мари-Лу садится в кресло, и я везу ее. На тропинке нет никаких корней. На обочинах растет почти один вереск.
Когда мы приближаемся к маяку, становится больше травы. Я с любопытством изучаю местную флору. Здесь встречаются колокольчики, но не такие крупные, как на «нашем» лугу. Я вижу похожую на купырь дикую морковь. То тут, то там виднеются желтые, словно живые маячки, цветы коровяка почти метр в высоту.
— Посмотри-ка, вон там «последний шанс», — говорит Мари-Лу и показывает на заросли иван-чая, алеющие в траве, словно огонь.
Я подвожу к цветам коляску Мари-Лу.
— Время идет, — говорит она и рассматривает ярко-розовые соцветия.