Лето с капитаном Грантом
Шрифт:
Так выглядел лагерь капитана Гранта, в котором Борьке предстояло жить. Оказалось, что капитан Грант все-таки есть. Это бессменный, со дня основания лагеря, его начальник Грант Александрович Саркисян. На самом деле он, конечно, никакой не капитан, а просто Грант — это довольно популярное армянское имя. Но, услышав про Гранта, все сразу вспоминают знаменитый роман Жюля Верна. Поэтому так и стали называть — лагерь капитана Гранта. Все это Борьке рассказал инструктор Коля.
В принципе капитан Грант есть, но в данный исторический момент его не оказалось: уехал на базу «выбивать» недостающее
— Познакомься, — представил его Коля, — твой командир. — А парню объяснил: — Решили новенького к тебе в отряд.
— Есть! — по-военному ответил коренастый, а Борьке протянул руку и буркнул: — Нестеров.
— Ну, устраивайтесь, а я пойду посмотрю, как на кухне дела, — сказал Коля.
— Есть! — опять рявкнул коренастый. А Борьке приказал: — Со мной.
Штормовка на командире Борьке понравилась. Борьке сразу захотелось, чтобы и его штормовка поскорей превратилась из темно-зеленой в такую же, как эта — выцветшую, порыжевшую на солнце. Посмотришь — и сразу понятно, что она вместе со своим владельцем повидала мир. А вот сам командир не очень понравился. Туристы — птицы вольные, а этот заладил, как в казарме, «есть», «со мной»… Командир словно прочитал его мысли и сказал, не оборачиваясь:
— Учти, у нас дисциплина.
Палатка, в которой Борьке предстояло жить, мало чем отличалась от комнаты в пионерском лагере. Только что стены брезентовые, а не кирпичные. А так все то же самое. Вешалка, тумбочки, аккуратно застеленные кровати, — правда, не железные с сеткой, как там, а раскладушки, но это ведь не имеет значения. Главное, стоит только посмотреть, как заправлена за матрац простыня, как идеально ровно уложено одеяло (а никакой не спальный мешок!), чтобы понять, что и в лагере капитана Гранта есть ежедневный утренний обход. «И оценки за уборку помещения наверняка ставят», — с грустью подумал Борька. В пионерском лагере больше тройки он никогда не получал. Но там поставили тройку — и ладно. А здесь?
Командир опять угадал:
— Учти, порядок у нас в палатке — образцовый.
С момента, как Борька приехал в лагерь, наверное, еще и полчаса не прошло. И вот за это время погода успела полностью поменяться. Пока они с Колей дошли до лагеря, Борька аж взмок — такая жарища была. А сейчас солнце скрылось за огромной черно-серой тучей, затянувшей все небо, поднявшийся ветер швырнул на стенку палатки горсть песка. А еще через минуту по брезенту глухо ударили первые капли дождя. Вслед за ними появились и Борькины соседи.
В пионерском лагере, где Борька отдыхал в прошлом году, было четырнадцать отрядов. А в лагере капитана Гранта — только два. Причем там было все понятно: в первом отряде — самые старшие — девятиклассники, в четырнадцатом — первоклашки. А какая система у капитана Гранта, Борька разобраться не мог. Взять хотя бы его соседей. Два Саши и Борис (командир оказался тезкой; вроде бы редкое имя, а сколько Борька на своем веку уже Борисов повстречал!) перешли, как и он, в восьмой, Витька — в седьмой, Денис — в девятый. И все — в одном отряде!
Саши были внешне очень похожи друг на друга. Борька в первый момент
— Ты как сюда попал? — спросил Борьку Саша Таганский.
— На автобусе, вместе с Колей приехал, — ответил Борька и нарвался на дружный смех.
Оказалось, что лагерь капитана Гранта — не обычный летний, куда купили родители путевку на работе и можно ехать, а туристического кружка, который работает при Доме пионеров. Оба Саши и Витька занимались у капитана Гранта с осени, ходили в тренировочные однодневные походы и даже большой зимний во время каникул; Борис Нестеров — тот в кружке вообще уже третий год, потому и командир; Денис хоть и пришел в кружок позже всех, в апреле, но все равно уже свой. А Борька — чужой, непонятно откуда взявшийся.
— Так как ты сюда попал? — переспросил Саша, когда ребята отсмеялись.
— Мама устроила, — ляпнул Борька.
— Поня-атно, — ехидно процедил Борис-командир.
Борька, конечно, и сам сообразил, что сморозил глупость, надо было придумать что-нибудь поумнее. Но какое, спрашивается, этому командиру дело? Попал и попал, его не спросил.
— Слушай, а тебе в палатке — не такой, конечно, а в походной — хоть раз приходилось ночевать? — поинтересовался Борис Нестеров.
— Естественно, — небрежно ответил Борька.
Строго между нами: не так уж это было и естественно.
На самом деле в палатке Борьке довелось спать пока что только один раз в жизни. И было это три недели назад, когда «крокодилы» устроили семейный выезд на лоно природы. «Крокодилами» с легкой Борькиной руки, а вернее сказать, с Борькиного языка, называют сотрудников из папиной лаборатории. В лаборатории — демократия, все дружат, все на «ты». Борька всех знает с детства и зовет «дядя Миша», «дядя Толя». А завлаба Геннадия Дмитриевича — дядя Гена. Всегда так называл. Но однажды, когда все они были у Борьки дома, папа вдруг услышал «дядя Гена», посмотрел на собственного начальника так, будто увидел его впервые в жизни, и сказал:
— А что, похож. И в самом деле, мужики, вылитый крокодил.
Дядя Гена потом отвел Борьку в сторону и попросил:
— Ты уж меня, старик, не зови дядей. Лучше просто Геннадий.
Борька стал его называть по имени-отчеству, но было уже поздно. Лабораторию теперь все в институте именуют «лабораторией крокодила Гены», а сотрудников ее — «крокодилами». Так и спрашивают: на овощную базу от «крокодилов» кто идет?
На берег Истры приехали восемь человек взрослых, двое детей и две собаки. «Жигуль» Геннадия Дмитриевича и «Запорожец» дяди Миши были перегружены так, что багажники у них проседали почти до земли. И все вместе — взрослые, дети, собаки и багаж — поместились в огромной иностранной палатке, скорее напоминавшей средних размеров дачу. В ней были три спальные комнаты, холл, по которому расхаживал не наклоняясь даже Борькин папа — самый высокий в лаборатории, и прихожая.