Лето, в котором нас не будет

Летова Ефимия

… по поводу того, что на сегодня конфликт был исчерпан, я, к сожалению, ошиблась.

И ещё как.

Глава 30. Веселье полным ходом

Лажен досадливо — но и с ноткой облегчения, как мне показалось — махнул рукой. Я посмотрела вслед Делайн, вслед Аннет, не зная, за кем из них бежать и бежать ли вообще. Армаль взял меня за руку:

— Да что ты нервничаешь, сами как-нибудь разберутся!

— Разберутся… а мне с ними в одной комнате ещё полтора года жить! — пожаловалась я.

— Ну, хочешь, я сделаю так, что тебе выделят отдельную комнату, и ты будешь жить одна в своё удовольствие?

— А ты можешь?!

Армаль

небрежно пожимает плечами, и я внезапно понимаю, почему Аннет, да и многие другие — та же Мардж или Беренис временами — говорили, что за такой шанс нужно держаться обеими руками и ногами. Он и вправду может. Деньги и имя, близкое родство с верховным сенатором страны — это огромные возможности, по сути, почти абсолютная королевская власть!

Каково это — встречаться с племянником короля? Я не смотрела на ситуацию с такой точки зрения раньше, да и сейчас это казалось мне… низко, что ли, кощунственно: видеть в человеке не его характер, не его суть, а родство, связи, средства, фамилию. Но, возможно, я просто не понимала ранее, насколько это масштабно. Насколько легко открывает любые запертые двери такая вот обычная социальная магия.

После свержения короля был созван первый Сенат из сочувствующих новому режиму политиков, историков, экономистов и даже деятелей искусства и культуры, пышущих азартом новаторов, изо всех сил жаждущих устроить новую жизнь новой Айваны самым наилучшим — и при этом кардинально другим образом. В частности было решено выбирать не одного, а двух верховных сенаторов методом тайного беспристрастного голосования — разумеется, не всенародного, а голосования восьмидесяти членов Сената.

По факту полноценного двоевластия не выходило, и так или иначе, один из лидеров собирал вокруг себя большинство голосов и симпатий, тогда как второй был номинально существующей альтернативой, без особого труда заменяемой в случае необходимости, но символизирующей прогрессивный политический строй. Внезапно я поняла отчётливо и ясно, что этой второстепенной, ничего не решающей фигурой всегда была фигура более гуманная.

Мирук Трошич, не особенно симпатичный внешне, не обладающий статной фигурой атлета сурового Корба Крайтона, лысоватый, морщинистый и приземистый, с этаким округлым брюшком и постоянной чуть извиняющейся полуулыбкой, выступал за пожизненную пенсию для ушедших со службы по болезни слуг, воинскую повинность на контрактной, а не принудительной основе, возможность бесплатного образования для малоимущих и прочее в таком же духе. В последнем пункте у него были определённые подвижки, хотя каждый из учащихся в КИЛ бесплатно простаков сдал для поступления демонически сложные экзамены. А ещё сенатор Трошич, как выяснилось, считал, что скверноодарённых нужно интегрировать в общество и снабдить какими-никакими, а правами, и я не исключала возможности того, что этот момент убавлял симпатии к нему в Сенате и в обществе на добрую треть, если не вполовину. Большинство моих однокурсников — за исключением немногих вольнодумов, таких как Сайтон или та же Делайн, были ярыми сторонниками высокого горделивого Крайтона, человека с мрачным волевым лицом и низким сильным голосом. А вот я…

В отличие от остальных, я видела скверный дар в действии. Видела постаревшую вмиг кожу на руке матери, результат случайного эмоционального прикосновения девятнадцатилетнего юноши, даже не желавшего ей зла — во всяком случае, я была уверена в том, что он его не желал… А если бы желал?

Я тряхнула

головой. Ну, зачем я постоянно вспоминаю ту историю, вот зачем, Стальная космея?! Кроме того, Эймери Дьюссон мог оказаться единственным исключением, тогда как остальные… можно ли по одному судить обо всех?

Вечный вопрос. Но большинство регулярно судит.

— Не думаю, что жить одной — хорошая идея, — говорю я Армалю, явно озадаченному моим долгим молчанием. — Спасибо, но попробую поговорить с Аннет и успокоить её. Если хочешь сделать мне приятное, лучше покажи Сенат изнутри как-нибудь. И с дядей познакомь.

— Непременно, — серьёзно отвечает Армаль. — И покажу, и познакомлю. Очень рассчитываю на то, что его мнение не будет для тебя пустым звуком. Политика — не женское дело, Хортенс.

— Лучше бы Колледжи были не женским делом, — проворчал Дикьен, подходя к нам. Он был такой всклокоченный и красный, словно Делайн не танцевала с ним, а самозабвенно лупила по лицу подушкой. — Какая тальпа укусила этих придурошных девиц?!

— Тальпа твоей удачи, — фыркает Армаль. — Когда ещё бы тебя симпатичная девушка пригласила на танец? Пользовался бы моментом…

Судя по лицу Дикьена, особо симпатичной Делайн он не считал.

— У меня другой вкус! — обиженно заявляет он. — Я люблю нежных и скромных девушек, а не вот это вот… бешеный огурец, а не малье! Обе!

— Нет некрасивых женщин, бывает мало бренди, — философски заметил Лажен. Потом покосился на меня. — Простите, малье Флорис…

— Попридержи язык. Самая нежная и скромная уже досталась мне, и я не позволю её смущать, — Армаль по-хозяйски обнимает меня за плечи, а я снова испытываю это странное чувство обреченности, словно за меня всё решили без моего согласия.

— Надо найти Аннет. Подождите меня немного, ладно? Я быстро. Нельзя оставлять её в таком… состоянии. А куда Дел пошла?

Дикьен пожимает плечами и отворачивается.

Делайн нигде не видно. Я иду вдоль расставленных у стен скамеечек, то и дело бросая взгляды на знакомые лица… В целом мои однокурсницы ведут себя вполне прилично, да и следящие за порядком преподаватели нет-нет да и попадаются. Неужели Аннет ушла вовсе? Совсем не в её духе дезертировать с места военных действий.

Невольно я вспоминаю последние слова Делайн. Что она имела в виду? Неужели Аннет приглянулся кто-то из неблагородных? Да быть такого не может! Я же все годы нашего с ней знакомства была уверена, что подруга страдает избирательной слепотой, и если парень не мальёк, то он вовсе не попадает в зрительную зону, а находится где-то там, где слепое пятно… Могла ли Аннет так разозлиться от обычной попытки задеть, зацепить, если бравада «этой выскочки» не имела отношения к реальности?

Моя школьная приятельница обнаружилась в самом конце коридора, у занавешенной тёмно-зелёной портьерой стены. Аннет стояла в одиночестве, что было странно, но ещё более странным показалось мне выражение её хорошенького личика. Не лицо — торжествующая маска, но одновременно в глубине огромных миндалевидных черных глаз притаился страх. Что бы она ни делала, точнее, ни вытворяла, моя бывшая уже подруга не была настолько беспринципной и беспощадной, какой, безусловно, хотела бы казаться.

— Всё в порядке? — тихо спросила я, а Аннет только отмахнулась, и я заметила, как подрагивают её длинные пальцы с острыми ноготками. Почему-то нервозность подруги мне не понравилась, и от сочувствия не осталось и следа.