Летучий голландец, или Причуды водолаза Ураганова

Иванов Альберт Анатольевич

Предатель. Нестерчук отвернулся.

Пришлось мне-таки уговаривать — причем безуспешно — лезущих в баркас легковеров.

— Раз так, вообще на палубу до утра не выйду, — пригрозил я.

— Если чудо будет действительно чудом, — ответили мне с баркаса, — сам наверх выскочишь!

Логика… Что тут им скажешь?

Наконец мы отчалили и, ведомые буксиром, медленно тронулись по гавани к Валенсийскому заливу, в сторону открытого моря.

Баркас с цыганами, орудуя двумя парами весел, неотрывно тащился за нашей кормой.

— Ну, Ураганов! —

вспылил капитан и вздохнул. Его знаменательные слова и тяжкий вздох прозвучали по мегафону с мостика на добрый километр в округе. И на другом берегу залаяли собаки.

— Ты уж до двенадцати не уходи, — ехидно заметил боцман, — пусть видят. А не то они и всю ночь за нами плыть будут.

Напрасно я надеялся, что баркас задержат какие-нибудь там пограничники или таможенники, — ничуть не бывало. У них с этим просто: множество шаланд, яхт и лодок покачивалось на рейде залива, кто ловил рыбу, кто играл на гитаре, кто не спеша следовал прямым курсом на Гибралтар к другу в гости.

Буксир нас оставил.

Последние яхты пропали позади… Мы пошли своим ходом. На баркасе вовсю работали веслами. Я взглянул на часы. Было только десять.

— Ты поторапливайся с чудом-то, — посоветовал Нестерчук. — А то так далеко заплывут, что и вернуться не смогут. И не обижайся, останавливал ведь я тебя? Заварил кашу, расхлебывай!

— Чего пристал? — возмутился я. — Ну хочешь, понарошку прыгну в море? Вы меня якобы спасете, а им скажем, что случайно свалился. И концы в воду! Чем не чудо? — Я скинул туфли и начал быстро раздеваться. — За людей отвечать не хочу, вдруг шторм будет!

Ошарашенный боцман схватил меня за воротник, пытаясь остановить, и мой пиджак остался у него в руках.

И тут… наши спутники на баркасе неожиданно закричали, заорали, завопили! Прямо на глазах их рассохшаяся посудина мигом пошла ко дну, и они пестрым плавучим ковриком заколыхались на поверхности.

Через полсекунды я ласточкой летел в море, слыша надрывный сигнал тревоги!

Вынырнул — вверху визжали и скрипели тали спускаемой шлюпки — и бешенными саженками, не дожидаясь, ринулся к потерпевшим кораблекрушение.

…Короче, я спас ту старую гадалку — поддерживал ее на плаву, пока не подоспела шлюпка. Старушка чуть меня не утопила, все время хваталась за мою шею и, захлебываясь, бормотала:

— Ну что я говорила… А ты не верил… Большое тебе спасибо — буль, буль — матросик. Я без тебя бы пропала.

Чудом всех спасли. Хорошо, что близко были. На той же шлюпке спасенных отправили на берег. Я тоже рвался грести, но капитан меня отстранил:

— С тебя хватит.

Не знаю, может, моя свита нарочно затопила ту лодку, чтоб не подмочить репутацию своей, так сказать, цыганской фирмы. Может, и сам ветхий баркас дошел до точки. Он и впрямь на ладан дышал. Теперь не выяснишь.

Когда я покидаю любой порт, то обычно бросаю в воду монетку, авось когда-нибудь сюда вновь приплыву. На этот раз я ничего кидать не стал. Правильно заявил капитан: хватит!

Связался я на свою голову. Они

ж, правда, как дети доверчивые, хоть и слывут хитрыми. Но, замечу я вам, у них и связи!.. Как-то, через год, возле московского Киевского вокзала подошла ко мне молоденькая цыганка:

— Давай погадаю. Да не бойся — бесплатно.

— Чего бы это? — хмыкнул я.

— С Ураганова не берем, — загадочно ответила она, сверкнув своими черными глазами. Но тут ее срочно позвали подруги, она рассмеялась и скрылась в толпе.

Кстати, ту старую гадалку зовут Валенсией, как и сам город. Распространенное имя. Она мне, когда тонула, представилась. И я ей тоже, машинально: Валерий Ураганов.

Валенсия, Валенсия… А все же верным оруженосцем у Дон Кихота был не Панчо Вилья и не как там его еще, а Санчо Панса!

СТАМБУЛЬСКИЙ ГВОЗДЬ

Нет такой вещи, вплоть до сработанной рабами Рима или еще раньше, которой бы не было на стамбульском базаре. Если походить года два, то можно запросто отыскать даже волшебную лампу Аладдина. Не знаю, как точно пишется это иностранное имя, с одним «д» или с двумя, — того и гляди попадешь впросак, как те торговцы на базаре в Стамбуле. Там (кстати, и в Риге тоже) в широкой продаже, причем не из-под полы, вязаные шапочки фасона петушок с яркой надписью «Addidas», хотя любому успевающему школьнику известно, что второе «d» лишнее. Турецкие грамотеи вроде меня.

Да-а… Стамбульский базар поразил нас больше, чем вантовый полуторакилометровый мост через Босфор, на шестидесятичетырехметровой высоте соединяющий Европу с Азией; чем храм святой Софии и Голубая мечеть Сулеймана, вместе взятые. Буквально в бесконечность извилистой паутиной раскинулся фантастический базар своими кирпично-известняковыми рядами и аркадами. Большие залы и тесные зальчики, застекленные магазины, просторные лавки и ниши-лавочки, ювелирные, часовые, стекольные и прочие мастерские, уличные (а здесь, под сводами, тянутся целые улицы и переулки) лотки или просто груды самых разнообразных товаров прямо на каменном полу (те же электронные часы хоть лопатой греби): медная посуда, серебряные и бронзовые украшения, сверкающее янычарское оружие, покрытые финифтью самовары, пестрые ковры, изящные дубленки, кожаные пальто, пиджаки и куртки, модная обувь, старинные зеркала… — голова кружится от блеска, звона и запахов. Такой глобальной барахолки никогда в жизни не видел и, наверное, не увижу!

Наш «Богатырь», следуя из Одессы в Средиземное море, побывал в стамбульском порту в 1983 году, когда турецкие власти вели борьбу с террористами, всякими там «братьями-мусульманами» и «серыми волками», поэтому повсюду встречались военные патрули, а у входов-выходов базара даже проверяли миноискателями сумки. Жаль, не проверили и мою, хотя никакой прибор не обнаружил бы что-нибудь особенное в том древнем медном гвозде с узорной шляпкой весом граммов на триста, который я случайно приобрел на рынке как доступный по цене сувенир.