Лев для Валерьянки
Шрифт:
— Слушайте! Давайте не будем выпытывать всю подноготную, — вступилась Валерианна за девушку, поставив себя на место необычной двуликой. Вряд ли так просто можно довериться незнакомым парням, которые тебя напугали и еще по дому погоняли, пытаясь поймать. — Кейтса потом расскажет, если захочет. А сюда ее какой-то хранитель пустил. Она его видит и с ним разговаривает.
Сидящая рядом с ней девушка благодарно улыбнулась Лере.
— Да, Айло не может один. Я его вижу и слышу. Поэтому он разрешил мне тут жить, сказав, что я могу стать хозяйкой дома. Как
— Да это мы и так уже поняли, но хоть сказать, кто ты, можешь? Мы тебя почти не чуяли! И выглядишь необычно. Понятно, что из наших, но из какого рода? — Феликс только что не подпрыгивал на стуле. Он возбужденно размахивал вилкой с наколотой на нее надкушенной котлетой, пока та не слетела с зубьев и не плюхнулась в миску с жирным сырным соусом, забрызгав Ника.
Парень рыкнул на брата, но его желание получить информацию поддержал:
— Лера, пойми: не все двуликие во время оборота хорошо себя контролируют. Особенно молодые. Ты человек, и это может быть небезопасно…
— Вот-вот! — перебил его Пьер, с удовольствием вгрызаясь в зажаренную до хруста птичью лапку. — Откусит тебе голову твоя протеже, будешь знать!
Мохнатый Берт, не выдержав, облизал ложку и шлепнул его по лбу.
— Угомонись уже. Шутки у тебя дурацкие. Зачем Леру пугаете и Кейтсу обижаете? Нет таких ипостасей, чтоб людям просто так что-то отгрызали. Да и не просто так тоже. Хотя кем ты, Кейтса, являешься, мне тоже интересно. Прости, но вид у тебя для наших мест необычный. Это Феликс верно подметил. И почему ты до сих пор держишь частичный оборот? Неудобно же находиться в пограничном состоянии.
Девушка, которая под градом вопросов ковыряла ложечкой бело-малиновую пышную шапку крема на пирожном типа песочной корзиночки, печально вздохнула.
— Конечно, неудобно. Никуда днем не выйдешь, все шарахаются. Я, пока сюда не добралась, ночевала на деревьях.
— А своим зверем… э-э-э… добежать, долететь, допрыгать, или как он там передвигается? — продолжал осторожно интересоваться Берт, подсунув Кейтсе круглую коробочку с засахаренными орешками и ягодами и погрозив насторожившимся братьям Маерши пудовым кулачищем.
От этого вопроса желтые глаза девушки наполнились просто вселенской тоской.
— У меня нет другого облика. Только этот. Я… я застряла, — еле слышно выдавила она из себя, и по синим щекам потекли слезы. Потом, видимо не выдержав напряжения, она уронила голову на руки и горько заплакала.
— Ох ты ж, Ежиньскую мисель мне в жены! — Пьер фыркнул компотом, и рубаха многострадального Ника, кроме брызг соуса, украсилась еще розовыми пятнышками.
— М-да-а-а, — протянул Ник, брезгливо пытаясь счистить салфеткой следы братской эмоциональной реакции. — Значит, ты, как я понимаю, смесок? Только у них такое бывает. Поэтому они всегда настоящие изгои. Если взять в жены такую девушку или выйти замуж за парня, это повлечет очень плохие последствия для будущего потомства.
— Ой, да ладно! — Феликс, не теряя оптимизма, отмахнулся
Берт, не дав ему закончить, опять пустил в ход ложку, даже не облизав ее на этот раз, и от души приголубил по лбу уже второго из Маерши. Теперь часть вихрастой челки Феликса была прилеплена ко лбу, красуясь размазанными комками каши.
— Думай, что говоришь! Нечего судачить, как Сорочихвостова родня. Берут, не берут, изгои, не изгои. Надо разобраться, что к чему, и помочь девушке. — Чтобы понять хоть что-нибудь, он попытался выведать у Кейтсы: — Родители-то что говорят? Родня твоя? Зачем ты сюда подалась? Работу искала?
— Вы не понимаете! — Кейтса передернула плечами и вскочила со стула. — Я тройной смесок! Тройной. И я не знала… Мама умерла родами, а я была обычным ребенком. И отца я не знала, про него никто не рассказывал. Поменять ипостась у меня долго не получалось, да лучше бы так и не вышло! Жила с теткой и думала, что буду как они, ведь мама была из их рода, Мышелетовых, а потом вот… и тогда меня выгнали. Сказали: дурная кровь. А тетка…
Девушка снова зарыдала.
Берт и братья Маерши переглянулись и уставились на нее, как будто увидели в первый раз.
— Мышелетовы? Это же… это же в горах, почти на другом конце континента! — Пьер затряс головой так, что зазвенели его многочисленные сережки. — И ты сюда добралась одна? В таком виде? Зачем?
— Видимо, что-то про отца узнала и он из наших мест! — плавно скользнул со своего стула Ник и с грацией сытой акулы, принюхиваясь, обошел по кругу напряженную, как струна, вытирающую слезы девушку. — Но есть и третье звено, сама сказала. Правда? Руки. Только я заметил, что мисель все время прятала руки? Она даже за столом не сняла перчатки!
Кейтса медленно, словно борясь с собой, стянула тонкие тканевые перчатки синего, как ее кожа, цвета и продемонстрировала кисти рук с черными коготками.
— Я потому и пришла к Лодраш. Моя мама ее правнучка. Так сказала тетка Скипта, закрывая передо мной дверь своего дома. Сказала, что, кроме моей злобной прапрабабки, мне никто не поможет. Так что не только отец… Но я не успела. Я не виновата. Она сама! А я не помогла тогда, сбежала. Боялась, что меня обвинят в ее смерти.
Девчонку трясло, на ее руках Валерианна успела рассмотреть сложный рисунок из крошечных чешуек, а затем ставшая бледно-голубого цвета Кейтса потеряла сознание.
Стоящий рядом Ник легко подхватил хрупкую девицу, не дав упасть.
— Вот же ж! — Мохнатый Берт встал и, внушительно оперев на стол здоровенные кулаки, оглядел притихших Маерши. — Чтоб про Кейтсу никому ни слова! И так довели расспросами. И я хорош! Говорила же мама, что с мисель так нельзя. С ними надо деликатничать, уж очень они ранимые…
Лера по-новому взглянула на блондинистого великана. Сейчас он даже казался ей старше троицы каракалов. Взрослым и серьезным мужчиной, хотя на самом деле был ровесником среднего из Маерши, Пьера.