Лев для Валерьянки

Леденцовская Анна

Лицо Веймура аж перекосило от этих слов, и из оскалившегося в рыке рта вылезли здоровенные клыки.

— Все, все, папаша, поняли мы! Не про нас цветочек, — замахали руками парни. — Осознали, ведем себя прилично. Мисель, вы ведь скрасите наш скучный вечер своим присутствием? Все лучшее, что есть в этом заведении, за наш счет!

Потом они плавными кошачьими движениями скользнули мимо загородившего Валерианну возницы, и вскоре наверху раздалось рычание, шипение и грохот. Словно там дрались ополоумевшие от весеннего воздуха мартовские коты.

— Придется остаться, мисель. — Удрученный

Веймур хмурился. — Никак не думал, что кто-нибудь может побеспокоить вас наверху. Хозяин сказал, нет там сегодня постояльцев. Только внизу торговцы комнаты заняли, да и там, кроме вашей, всего две их для гостей. А остальная половина второго этажа хозяйская, с отдельным входом, — рассказывал он девушке, ведя ее к столику, за которым ужинал, и игнорируя предложения присоединиться к той или иной компании. — Вы лучше не отходите от меня. Графа тут уважают и причинить беспокойство его гостье не посмеют, но вдруг у кого из молодых голову снесет. Запах, будь он неладен…

— А что не так-то? От меня пахнет? — не поняла Лера. — Это крем, наверное. Вы же сами девушку с ним отправили, я сразу и намазала.

— Ага, мазь… Э-э-э… конечно… — как-то странно замялся, пряча глаза, Веймур. — Ничего-ничего, мисель Ковалева, просто скучно тут, видишь, этим всем. Кто на большую ярмарку едет, кто поступать, а кто наниматься на работу или в стражу, а то и в гарнизон. Самое время сейчас, а тут мы как раз… Пойдемте. Садитесь.

Он задвинул Леру вместе со стулом в угол к стене и сел рядом. Не вплотную, но так, чтобы к девушке мимо него никто не смог подойти.

Валерианна даже не успела ничего спросить про то, чем здесь кормят. К ним подскочили сразу две подавальщицы и споро принялись заставлять стол огромным количеством разнообразной снеди. Сиротливая миска, из которой возница до того ел что-то похожее на плов или кашу с крупными кусками темного мяса, просто потерялась в этом изобилии.

— Простите, но мы еще ничего не заказали, — попытался объяснить шустрым молодым девчонкам мужчина, но те лишь отмахнулись.

— Батька велел нести все самое лучшее. Сказал, братья Маерши платят. Так что вот. Все свежайшее. Вы, мисель, не сомневайтесь. Двуликим ни один трактирщик ничего несвежего или в грязной посуде подать не рискнет. Кушайте на здоровье, — лучисто сияя улыбками, сообщили они Лере и убежали обслуживать других посетителей.

— Трактирщик из наших, — заметив, как Валерианна рассматривала сестер подавальщиц, счел нужным пояснить Веймур. — Женился вот только на орчанке. Дочки-то в нее. Потому и в трактире работают спокойно. Никто в здравом уме не рискнет обидеть девицу с такой кровью — обернутся в боевую ипостась и порвут, как половичок у двери.

— Так вы же сказали, что они в мать? — Лерка ничего не понимала. В ее представлении орки были такими зелеными мускулистыми дикарями с ожерельем из клыков и в кожаных или меховых штанах. Конечно, дочки трактирщика зелеными не были, но и про оборот, раз они в мать пошли, тоже неясно было.

— Конечно, в мать, — спокойно кивнув, подтвердил Веймур. — Вон она из кухни выглянула. Орчанки — они ведь такие, с виду вся красавица, а разозлится — так чисто монстра какая. Обернется, раздуется, как лягуха, только красная, да как начнет проклятиями

сыпать и сковородой или еще чем подвернувшимся охаживать, так, почитай, и все, конец тебе настал. Слова-то ее в гневе все к тебе прилипают. Хоть и ненадолго, а радости мало. И жилы выкручивает, и глаза из глазниц вылезать начинают, и шерсть сыплется, и х-х-х…хвост до колен отвисает.

Мужик, видать, на себе испытал действие убойного орочьего гнева и так эмоционально перечислял, что чуть не сболтнул то, о чем в присутствии незамужней молоденькой мисель говорить не следует. Надо сказать, выкрутился, но Валерка, представив картинку обидчика, наказываемого красномордой огромной дамой, не выдержав, хихикнула.

— И ничего смешного. — Оборотень передернул плечами. — Кто знает, на что она разозлится. А так, конечно, красивые.

И столько в его тоне было мечтательности, что Лера наконец заметила, что он то и дело поглядывает на одну из девушек. Ту, что повыше, с темными, змеящимися по спине косами и почему-то одной массивной серьгой в левом ухе. У второй сестрички сережек не было совсем, да и коса была одна, толстенная, почти с Валеркино запястье.

Расспросить своего спутника про эти отличия она не успела. Раздался восторженный приветственный рев, и к их столику через весь зал направились те самые пестрые шалопаи и уже, похоже, протрезвевший белобрысый верзила.

— А почему вы ничего не едите, мисель? — Первым плюхнулся за стол шатен с залихватски встрепанной кудрявой челкой.

Валерианна еще подумала, что ему бы очень пошли картуз с розаном и гармонь. Прямо первый парень бы был на деревне.

Хотя он, похоже, и так себя неплохо чувствовал, и самоуверенности ему было не занимать.

Второй брат Маерши, тоже темноволосый, предпочитал длинные волосы и забирал их в низкий хвост. Зато носил смешные тонкие усишки, закрученные ниточками и растопыренные в стороны. Вид он имел меланхоличный и отрешенный, но только на первый взгляд. Чертики в его глазах то и дело мелькали. Видимо, троица работала на контрасте, для того чтобы впечатлять дам.

Так что если один был разухабистый рубаха-парень, второй косил под скучающего, пресыщенного жизнью философа, то третий явно был бунтарем-неформалом. Бритые виски, по несколько сережек-колечек в обоих ушах и зеленый квадратный оттиск-татуировка на шее, похожий на отпечаток штемпеля. Раньше рисунка было не видно, но сейчас яркая рубаха на нем щеголяла дырами там, где были вырваны с мясом пуговицы, и в распахнутом вороте виднелась не только татушка, но и весьма рельефные грудные мышцы.

— И правда, мисель, — раздался низкий вибрирующий бас «пьяного кабана», — я заплачу. Простите, что причинил беспокойство. Я это…

Взъерошенный, с мокрыми, стоящими дыбом волосами, он напоминал огромного, виноватого и крайне добродушного сенбернара.

Лера вообще недоумевала, как прежде могла его испугаться, ведь, как она только сейчас сообразила, даже ее двери он угрожал шепотом, иначе от его голоса вибрировал бы весь трактир.

— А хотите, мисель, я вас сопровождать буду? — Чистые, небесной синевы глаза, как у новорожденного котика, умоляюще уставились на девушку. — Никто и близко к вам не подойдет и не побеспокоит.