Лев Рохлин: Жизнь и смерть генерала.
Шрифт:
До приезда семьи Рохлин жил в медсанчасти дивизии и каждое утро бегал на физзарядку вместе с солдатами и офицерами.
Он ввел строгий спрос за разворованную технику и заставил командиров частей платить за пропажу. Это, в свою очередь, заставило командиров организовать необходимую охрану и учет.
Когда полигон был построен, Рохлин стал отправлять на него офицеров. Они уезжали в воскресенье, а в четверг Рохлин принимал у них зачеты. Те, кто успешно сдавал зачеты, ехали домой...
Устройство полигона было очень сложным. Стрелковое упражнение предполагало спуск со скалы и ведение стрельбы по мишеням, находящимся внизу.
Когда в дивизию приехала комиссия Южной ставки, то генерал-лейтенант Дмитрий Туранский6, посмотрев на устройство полигона, заявил, что невозможно поражать цели в таких условиях. Он лично несколько раз прошел по маршруту. И лишь с четвертого раза начал попадать в цели.
Но более всего комиссию удивило, что офицеры дивизии, люди в возрасте, выполняют эти упражнения днем с оценкой "хорошо", ночью "отлично", а машины водят только на "отлично".
Результаты работы комиссии были доложены на Военном совете Южной ставки.
– Я стоял в коридоре у окна, - вспоминает Рохлин.
– Ждал результатов заседания Военного совета. Мимо проходит Кочетов. Вдруг он поворачивается ко мне, протягивает руку и говорит: "Полковник, я тобою доволен". Для меня это была самая высокая оценка. Командующего в округе очень уважали. Знали, насколько он жесткий начальник и насколько скуп на похвалу.
– И все же главное для меня было другое, - говорит Рохлин.
– Я лишний раз убедился, что люди могут делать то, что еще вчера им самим казалось невозможно и не нужно. Мои "старички", которые уже сами себя списали со службы, ожили, когда поняли, что им предлагают трудную, но интересную работу. Они сами начали проявлять инициативу, увидев, что эту инициативу поддерживают и постоянно спрашивают за результат...
Когда генерал Константин Кочетов сдавал обязанности командующего округом генералу Игорю Родионову, то сказал: "Я придержал Рохлина на должности, чтобы навести в дивизии порядок. Но его уже давно пора двигать..."
НАХИЧЕВАНЬ
В ноябре 1988 года Рохлин был назначен командиром 75-й мотострелковой дивизии в Нахичевань. Это уже был не кадр, а развернутая дивизия.
– Ситуация в то время была сложная. Между Арменией и Азербайджаном уже начались конфликты, - вспоминает он.
– Дивизия была в тяжелейшем положении. Только я ее принял, в Нахичевани начался бунт. Сожгли наш БТР. Я в это время был на сборах командиров дивизий. Меня поднимает Язов7 и говорит: "Если бы ты был в должности немного больше - я бы тебя снял".
Когда Рохлин наконец окончательно вошел в дела дивизии, ситуация обострилась еще больше.
– Комендантом района был генерал Макашов, - рассказывает Рохлин.
– Мы с ним жили в моем кабинете и каждый день решали вопросы по спасению кого-то. То армяне бьют азербайджанцев, то азербайджанцы гонят армян.
Вскоре Альберт Михайлович Макашюв8 уехал в Армению, а комендантом Нахичевани стал Рохлин.
– Я считаю, - говорит он, - что все проблемы можно было решить с самого начала, не доводя ситуацию до неуправляемого состояния. Для этого армии нужно было поставить задачу по умиротворению. Что стоило вывести мою дивизию: пушки влево, пушки вправо... И жестко подавлять конфликтующие стороны. Но кому-то,
Власти Нахичевани видели в дивизии спасение. Второй секретарь обкома партии Александр Яковлевич Болотин еженедельно проводил совещание строителей на полигоне дивизии. Вопрос стоял один: кто что сделал для армии?
– Дивизии отдали все долги по жилью аж за десять прошедших лет, - говорит Рохлин.
Весь 1989 год соединение было стабилизирующей силой в этом районе.
Нахичевань со всех сторон окружена территорией Армении. А с юга проходит государственная граница с Ираном. И если в Армении постоянно громили армейские склады, захватывали оружие и имущество, то в Нахичевани этого не было.
– Причина была очень простой, - считает Рохлин.
– Дивизия день и ночь грохотала на полигоне. И мне приписывались слова, что я будто бы снесу город, если кто-то попытается тронуть хоть одного солдата, не говоря уже о складах. Я таких слов не говорил. И никогда не решился бы на это.
Но в городе были уверены в обратном. Рохлину удалось создать условия, при которых ни у кого не возникало сомнения, что действовать он будет решительно.
Грохот боевой техники на полигоне и учебная пальба орудий убеждали в этом лучше всяких слов.
– Единственное, что я сказал, - продолжает Рохлин, - так это о том, что оружие дивизия никогда не сдаст. И сказал это, отвечая на конкретный вопрос: сдадим ли мы оружие? Кроме того, меня спросили, как я буду действовать, если на захват складов оружия вперед пойдут женщины и дети? Я ответил, что найду способ отстрелять тех, кто будет за спиной этих женщин.
Короче, его прощупывали. И он, понимая это, вел себя так, что сомнений насчет его решительности ни у кого не было.
В начале 1990 года 75-я мотострелковая дивизия была передана в состав пограничных войск.
Бывший первый заместитель начальника пограничных войск КГБ СССР генерал-полковник Иван Вертелко в своей книге "Служил Советскому Союзу" так пишет об этой ситуации:
"75-я дивизия по большому счету оказалась небоеспособной. Укомплектованная на семьдесят процентов выходцами из Закавказья, в основном азербайджанцами, она не могла выполнить сколько-нибудь ответственную задачу. Кроме руководства дивизии во главе с полковником Львом Рохлиным, в "бой" никто не рвался. Шло массовое дезертирство. А тех солдат и офицеров, которые все еще оставались верны присяге, едва хватало на то, чтобы охранять склады оружия, боеприпасов и боевую технику. Вместо надежной подмоги погранвойска получили нечто вроде киселя, сваренного неопытной хозяйкой: и пить нельзя, и выбросить жалко".
Рохлин утверждает, что это заблуждение.
– Перед передачей дивизии в погранвойска нас проверила комиссия Южной ставки, - рассказывает он.
– И поставила оценку "хорошо". Уровень боеготовности дивизии был высокий. Что касается азербайджанцев, которые якобы составляли семьдесят процентов личного состава, то это тоже не соответствует действительности. Армейское командование вполне давало себе отчет, к чему это может привести. Весь офицерский состав и солдаты были не местные: в основном - русские, украинцы, белорусы. Лишь среди прапорщиков была большая часть местных жителей.