Лейтенант
Шрифт:
– Твоя избранница должна принадлежать великому роду. Хорошо подумай, с кем из бояр тебе стоит породниться.
– Подумаю, – сухо ответил я.
Мне не нравилось, что Виноградов лезет в мою личную жизнь, и подобные разговоры не нравились. Получается, теперь Союз будет определять моё окружение и указывает, на ком жениться? Понятно, что для прежнего Михаила в этом не было бы ничего необычного. Его воспитывали в культуре с похожими традициями, когда старшие решают, кто тебя будет окружать, с кем ты будешь спать, и чем будешь заниматься в жизни. Но я-то вырос в другом мире, и нравы эти для
И в то же время умом я прекрасно понимал, что Виноградов прав. Если стану главой боярского рода, я буду вынужден играть по их правилам, хотя бы частично. И союзы с другими семьями – далеко не последняя вещь, которой мне придётся уделять внимание. А как союзы заключают? В том числе, и через династические браки.
– Вот только боюсь, что проблемы возникнут с другими семьями, – продолжал Виноградов. – Не так просто будет найти тех, кто захочет за тебя выдать свою дочь.
– Почему? Моя сила больше, чем у стихийников. Дети тоже должны ей обладать – разве это плохо? Да и неужели никто не захочет породниться с Барятинскими?
– Предрассудки – ничего не поделать, – развёл руками Виноградов. – Но выход, пожалуй, найти можно. Барятинские уже давно роднятся с Птахиным. Думаю, стоит продолжить эту традицию. Как вариант. Но возможно, у тебя есть другие мысли на этот счёт? Всё, что происходит в Российской Империи, я знаю лишь понаслышке, а ты жил там последние семнадцать лет. В общем, этот вопрос будет ещё обсуждаться, когда окажемся в России.
«Если бы я и правда что-то знал», – усмехнулся я про себя. На ум приходили максимум пара-тройка боярских фамилий из Нижнего Новгорода, хотя, как отпрыск знатного дома, я обязан был разбираться в таких вещах.
– Я тоже мало чего знаю, – признался я. – По молодости лоботрясничал и не вникал в дела семейные. Да и всем на меня было плевать. Они же считали меня немощным.
– Понимаю и сочувствую. Нелегко тебе пришлось.
– Ага. Но теперь это в прошлом.
– Впрочем, есть одна идея, – вернулся к прежней теме Виноградов. – На самом деле, судьба благоволит нам, сам случай подсказывает возможные решения проблемы. Ведь у нас, считай, под боком живёт сама Елизавета Птахина.
– Лиза? – удивился я. – А она каким боком? Зачем она мне? Я так понимаю, она вообще порвала со своими.
– И тем не менее, в ней течёт кровь знатных предков.
Я поморщился. Нет, не то, чтобы Лиза мне совсем не нравилась. Внешность она имела довольно привлекательную. Но вот жизнь с ней связывать я не хотел. Девица эта казалась мне взбалмошной и сволочной, да и в голове у неё непонятно что творится. Пожалуй, лучше всего ей было остаться тут и жить своей жизнью.
– Лиза... – повторил я. – Ну и кого она мне родит? Она же гуляет направо и налево. А мне нужен наследник чистых кровей, чтобы в нём проявилась моя сила. Так ведь?
– К сожалению, у девушки есть некоторые проблемы, – согласился Виноградов, – но их можно решить, например, строгим воспитанием.
– Взаперти держать?
– Почему бы и нет? В общем, думай. Возможно, это именно то, что нам нужно. Даже хорошо, что её ничто не связывает со своим родом.
«Горбатого могила исправит», – подумал я, но спорить не стал.
За разговорами мы и не заметил, как добрались до Итоби. Остановились в пригороде, чтобы разведать обстановку. При виде нас местные жители разбегались по домам. Оно и понятно: неизвестные в военной форме на какой-то тачанке с пулемётом. В общем, не внушали мы им доверия.
Виноградов пошёл стучаться в дома. Он немного знал какой-то из местных диалектов и хотел поинтересоваться обстановкой у жителей. Я же остался в машине и наблюдал из кабины за своим спутником. Наконец ему открыли в одном из домов. Вышел мужик в крестьянской одежде: широкополой соломенной шляпе, грубых штанах и рубахе. В руках он держал старое, кажется ещё капсюльное, ружьё. Виноградов с ним поговорил, а потом вернулся в машину. Пока он общался с крестьянином, со стороны города доносились выстрелы. Вначале – редкие неуверенные хлопки. Вскоре они участились, затарахтели пулемётные очереди, а потом опять всё стихло.
– В городе отряд индейцев, – сообщил нам с парнями Виноградов, вернувшись к машине, – человек двадцать-тридцать. Может, больше. Никто точно не считал. Они заявились ещё вчера, куролесили в центре. Потом поехали на завод. А на заводе их встретили. Местные уже второй день держат оборону.
– Я пойду первым, – заявил я. – Вы езжайте следом.
Я снял с плеча карабин и пошёл дальше по улице. Кузьма сел за руль. Машина двинулась следом, держась на некотором расстоянии.
Миновав пригород, я оказался среди плотно застроенных кварталов. Вскоре увидел тёмную громаду доменной печи, возвышающейся над жилыми зданиями. В той стороне снова загрохотала стрельба.
Я вернулся к машине и сказал Кузьме, чтобы ждал на перекрёстке, от которого улица уходит к заводу. Сам же отправился дальше, сжимая в руках винтовку и готовясь открыть огонь в любой момент.
Перед заводом были несколько кварталов, застроенных длинными деревянными домами в два этажа, похожими на бараки – видимо, жилища рабочих. Они стояли по обе стороны улицы торцом к дороге.
Я вертел головой чуть ли ни на триста шестьдесят градусов, стараясь не упустить ничего из виду. В одном из бараков в окне второго этажа заметил человека с винтовкой. Он успел выстрелить в меня первым, но промазал: пуля просвистела прямо возле моего уха.
Я поднял карабин и выстрелил в ответ. К сожалению, меткость моя оставляла желать лучшего. Не попал. Выстрелил снова. Противник спрятался.
И тут из-за домов, что стояли дальше по улице, выскочил с десяток мужчин с ружьями и принялись палить в меня. Уходя с линии огня, я побежал к ближайшему бараку. В большинстве своём пули летели мимо, но всё же нашлось и пара метких стрелков.
Спрятавшись за углом, я принялся отстреливаться, не подпуская противника ближе. И это получалось. Один упал, сражённый пулей, остальные разбежались по укрытиям.