Либеллофобия
Шрифт:
– Чего ждёте? – карминец с кирпичного цвета кожей потряс фонарём. – Эзеры набирают рабов, а мы тут как тут: стоим толпой, готовенькие! Как на блюдечке для насекомых. Нечего здесь делать, идите в пустыню! Идите!
– Мы погибнем в вашей пустыне, – возразил папа. – Нам нужно в бункер, он где-то за рекой.
– Реки не будет скоро. Только здесь не перебраться: видишь, как смяло мост, а берега крутые. Вам через Румяный Брод надо, там пологая переправа.
– Где это?
Смотритель порылся в ворохе тентаклей и достал битый передатчик-линкомм. На нечёткой голограмме река и наше озеро ещё
– Вот тут, выше по течению. Идите по дюнам… там неполный день пути, как раз вода вся и свистнет к тому времени. Переправитесь и вернётесь назад вдоль того берега. Синдиком-то есть?
– Синдиком?
– Ну, здешняя связь. Не через космос, а наземное радио. Спутников уж нет, считай. Как своих-то искать будете? Этот вот штуки, как у нас с тобой, теперь не годятся.
Родители переглянулись, и карминец скривил рот. Ему не хотелось возиться с пришельцами на виду у насекомых.
– Где бы нам достать синдикомы? – допытывался папа.
– Ну, я не знаю… – смотритель почесал спину щупальцем.
– Мы заплатим. Хорошо заплатим, я работаю в посольстве.
Карминец кликнул из толчеи кого-то знакомого не самой добропорядочной наружности. Из их торопливой перебранки я поняла только, что плут неохотно соглашался на сделку. Он наконец сказал «подожди» и нырнул в толпу.
– Синдикомы нынче редкость – много скарба погибло на пути сюда, да и войны давно не было… мало кто хранит у себя старьё вроде радиоприёмников, – карминец опять почесался, набивая цену. – Но плут обещал, значит, достанет. Приготовьте, чем расплачиваться будете.
Рабы, он сказал? Насекомые брали пленных, а не одну только воду. Мама достала папин бумажник.
– Деньги? – закричал на неё смотритель. – Куда нам девать ваши арахмы и шчерлинги?
– Но…
– Сухой паёк есть? Аптечка? Вода?
– Мы же не можем отдать еду и воду! – спорил папа. – С нами маленький ребёнок! Есть золото, фамильные драгоценности. Эмбер, достань, покажи.
Я протянула шкатулку папе. Карминец сцапал резную коробочку и заглянул внутрь, прикрываясь от любопытных глаз гривой кирпичных волос.
– Ладно.
Вернулся плут и вручил отцу два прибора, похожих на древние пеленгаторы:
– Там батарейка немного в одном, – сказал он с сильнейшим акцентом, – а в другой почти половина. Сутки на два хватить.
Карминцы затерялись в толпе с нашим золотом. Вода всё летела и летела в небо. Кое-кто попытался изловить себе немного бидоном, перегнувшись через перила набережной. Но струя подняла его вместе с тарой, сцапала и швырнула в общий поток. Страшная смерть ждала бедолагу в небе. Больше никто не решился добыть воды таким способом. За стеной, которой обернулась полноводная река, чудились раскаты грома. Или взрывов. Или выстрелов.
– Он сказал, на два дня всего хватит? – тревожно переспросила мама.
– Ерунда. Нам больше и не надо.
У папиного ободрения был такой тон, что я поняла: за двое суток мы либо выйдем к своим, либо умрём в пустыне. А рации на том свете без надобности. Брат робко попросил есть, и мама выдала ему батончик спрессованных опарышей. Мы на двадцати четырёх лапах двинулись по дюнам вдоль берега. Без привычной городской иллюминации вечерняя
– Заночуем здесь.
Мама оплела паутиной себя и Чиджи. Получился воздушный, но тёплый кокон. Золотопряды славились гладким и стройным переплетением волокон, недаром мамин шёлк хвалили на сотню отшельфов в округе. Моя же вдовья паутина была ужас, что такое: рвалась, путалась, местами сбивалась в комья, а кое-где провисала, оставляя дыры для сквозняка и дюнной пыли.
– Замри, я сплету тебе, – устало улыбнулась мама.
– Нет. Сама, – я больше не могла себе позволить быть ребёнком. – Слушайте, Чиджи спит. Расскажите про эзеров. Пап.
– Я уже достаточно рассказал в песка…
– Пап!
– Тише!
– Я не слабонервная! И не слабоумная. Смотритель сказал, насекомые берут пленных. Значит, им не только вода нужна?
– Вода-то им как раз и не нужна, – папа подбирал слова. – Это, что ли… пытка такая. Вода останется в небе, пока карминцы не сдадутся и не позволят высосать у себя столько крови, сколько захотят эзеры.
– Что? Крови? В смысле… им нравится убивать?
– Нет. То есть, разумеется, да. Но я имел в виду настоящую кровь. Карминцев или нашу – мою, твою…
Мама перебила, чтобы начать издалека, потому что от папиных слов я хмурилась с тупым выражением лица:
– Эмбер, знаешь, отчего вот эта саранча в клетке – не больше курицы? А наши имаго огромные. Это в школе проходят, ну, вспомни.
– У саранчи несовершенная кровеносная система. А у шчеров эритроциты при превращении переносятся в кровь имаго. И ещё у нас хитин пропитан силиконами, а у насекомых слишком хрупкий. И ещё у нас эндоскелет, а у саранчи…
– Всё так, только у эзеров тоже развился эндоскелет. К сожалению. Но ни одна муха не может вырасти слишком большой. Она просто задохнётся. Им неоткуда взять эритроциты, ведь папа правильно сказал: по сути, они насекомые, а не люди.
– Значит, эзеры – вот такая мелочь? – я покосилась на клетку.
– Нет, Эмбер. – сказал папа. – Точно такие, как мы с тобой. Даже повыше, пожалуй, – из тех немногих, что я повидал. Они заставляют пленных тяжело работать. И забирают их кровь, богатую живыми эритроцитами. Время от времени. Питаются одним рабом на протяжении месяцев, лет… Уж как повезёт с хозяином.
– Откуда ты так много знаешь?
– Дипломатам положено изучать чужие миры. Эзеры давно известны как похитители и кровожадные вивисекторы. Раньше они преследовали одинокие звездолёты наших колонистов, мой дед пропал по их вине. А потом эзеры сунулись на Урьюи. Я ещё маленький был. Атаку отразили дня за два: конфессии наших диастимагов вытурили эзеров, а ядерные коронады прижгли им хвосты на прощание. Это вторжение признали незначительным и даже в школьную программу не включили. Но я всегда любил историю… историю чудовищ. В имперских хрониках об эзерах целые трактаты есть.