Либерия
Шрифт:
— Гена, что ты там бубнишь на своем тарабарском языке? — с вызовом сказал Омар. — Имей в виду, что просто так ты отсюда не уедешь в свой Израиль. Придется сначала здесь жениться.
— А как мы будем жениться? — спросил Гена. — В церкви? И брачный контракт заключим?
— У нас никто не заключает никаких контрактов, — презрительно ответил Омар. — И церковь тоже не обязательно. Просто живут вместе и все. Джиги-джиги каждый день, и каждый год — новый ребенок. Ты скажи, какая тебе нужна, и я найду для тебя прекрасную африканскую курицу, какую пожелаешь: высокую, низкую, толстую, худую, взрослую, юную...
—
— Насколько юную? — спросил Омар. — Школьницу хочешь? Шестнадцать, четырнадцать лет?
— Да ты что? — повернулся к нему Гена. — А разве можно?
— Конечно, можно! У нас считается, что если у африканской курицы выросло вот это, — и Омар прижал к своей груди две фиги, — то она уже готова, и ее можно брать.
— Как это — "брать"? — спросил я, шокированный этим разговором до глубины души. — А если она "не дается"?
— А кто ее спрашивать будет? — удивился Омар. — Здесь, в Африке, мужчина имеет полное право на секс. Можешь брать любую. Только потом обязательно нужно дать ей немного денег в знак благодарности. Так у нас принято. Иначе она будет тебя позорить на каждом углу.
— Не удивляйся, Ифгени, — с улыбкой сказал мне достопочтенный Корома. — В Африке отношения мужчин и женщин строятся на других принципах. Я много лет жил в США, поэтому знаю разницу и понимаю, что наши нравы могут шокировать иностранцев. Здесь в деревнях девушки рожают в четырнадцать, в двенадцать лет. Нигде в мире нет такого высокого уровня рождаемости, как в Либерии. Здесь у женщин в среднем по шесть-семь детей. Половина населения страны — дети и подростки. Каждые пятнадцать-двадцать лет население удваивается. Возможно, поэтому мы здесь так мало ценим человеческую жизнь...
И достопочтенный Корома замолчал, глядя в окно на большой билборд у дороги, где была схематично изображена тетка в традиционном африканском наряде. Надпись вверху гласила "Женщина — это твой друг!", а внизу было дописано: "Заботься о ней. Береги ее".
— Но теперь, — с воодушевлением продолжил достопочтенный Корома, — когда к власти пришла Эллен Джонсон-Серлиф, ситуация начинает меняться. Она — первая в Африке женщина-президент — уделяет большое внимание защите прав слабого пола. Либерийцы постепенно перестают воспринимать женщин как свою собственность и учатся видеть в них не только бесплатную рабочую силу, машину для деторождения и объект удовлетворения сексуальных потребностей, но и человеческое существо.
Омар пригнулся ко мне и, заговорщицки улыбаясь, прошептал:
— У нас считается, что лучший способ вылечиться от болезней — это заняться сексом с девственницей. Если мужчина серьезно болен и никакие лекарства ему не помогают, то он ловит где-нибудь в безлюдном месте цыпочку лет десяти и делает с ней джиги-джиги. И выздоравливает!
Вокруг сновали уличные продавцы всякой всячины, засовывая руки со своим товаром в окна нашей машины. Достопочтенный Корома купил несколько газет, раскрыл одну из них и протянул остальные нам.
— Если там будет что-нибудь интересное, прочитай мне вслух, — сказал Омар, отрицательно качая головой. — Я учился в мусульманской школе и знаю только арабский алфавит... Кстати, Бигини, ты — мусульманин?
— Нет, — ответил я.
— Тебе нужно принять мусульманство, — убежденно сказал Омар. —
Газета, которую я держал в руках, называлась "Независимая Либерия". Поскольку в Беларуси я работал редактором и журналистом, мне было очень интересно познакомиться с местной прессой.
Первое, что обратило на себя внимание, это ужасное качество печати: типографская краска размазывалась толстыми полосами, оставляя черные следы на пальцах. Фотографии в газете были бесцеремонно сплющены до нужного размера либо по горизонтали, либо по вертикали; видимо, здесь это не имело никакого значения. В текстах статей было полно грубых ошибок: глаголы употреблялись в неверной форме, окончания слов опускались, артикли отсутствовали, соседние буквы запросто менялись местами, географические названия немилосердно искажались. Стиль изложения в газетных статьях был очень помпезный и старомодный. Самое простое новостное сообщение было оформлено как серьезное эссе, сопровождаясь многословным вступлением и назидательным эпилогом, изобилуя всякими редкими диковинными словами. Похоже, у либерийских журналистов считалось хорошим тоном употреблять длинные слова и многосоставные предложения — чтобы понять смысл фразы можно было только с помощью толкового словаря и после долгого вдумчивого чтения.
*******
На одном из перекрестков нашу машину остановили полицейские.
— Где ваши номерные знаки?— заорал полицейский в открытое окно. — Почему водитель не пристегнут? Водительские права! Документы на машину! Быстро!
Номерных знаков на джипе действительно не было — равно как и водительских прав у Коромы-младшего, а документы на машину представляли собой комок ветхих листков, намертво склеенных между собой жвачкой. Когда полицейский попытался их развернуть, послышался звук рвущейся бумаги; страж порядка чуть не позеленел от возмущения.
— Перестань кричать, — спокойно сказал полицейскому Корома-младший, выходя из машины. — Разве не видишь, какие уважаемые люди сидят в этом джипе? Это достопочтенный Корома, бывший сенатор округа Бонг. Давай-ка лучше отойдем в сторону, обсудим ситуацию...
Полицейский посмотрел на ноги Коромы-младшего и заорал громче прежнего:
— Вождение в шлепанцах строго запрещено! Я конфискую эту машину!
Как обычно, вокруг машины сразу же начали собираться зеваки. Один из них, стоя почти вплотную к моему окну, рассматривал меня в упор с непринужденной улыбкой, одной рукой ковыряясь в носу, а другой — почесывая яйца. Гена вяло наблюдал за перепалкой, сплевывая в окно комки мокроты. Мохаммед Омар и достопочтенный Корома вышли из машины и медленно, с достоинством подошли к полицейскому.
— Офицер! — торжественно заговорил достопочтенный Корома, как будто выступая перед избирателями. — Эти белые люди — инвесторы. Они приехали в Либерию, чтобы помочь нам восстановить нашу страну, они несут нам прогресс и развитие! Итак, мой соотечественник и брат, прояви благоразумие! Возьми вот эту вещь, которую я держу в кулаке, и давай расстанемся по-доброму — чтобы в следующий раз, когда мы встретимся на улице, мы пожали друг другу руки, как хорошие друзья!
Продолжая говорить, достопочтенный Корома положил в ладонь полицейскому мятую бумажку. Тот развернул ее, изменился в лице и показал ее своему коллеге с явным возмущением.