Либерия
Шрифт:
Мой матрас не горел, но музыка действительно играла — в соседней церкви шла ночная служба. Под аккомпанемент экстатического размашистого регги десятки голосов все громче и быстрее хором восклицали: "Иисус! Иисус! Иисус!" По комнате летали мошки. За окном рычал генератор. По моему лицу текли струйки пота, капая на мокрую подушку...
Скрипя суставами, я вышел на крыльцо и закурил.
Из комнаты Гены раздавались звонкие шлепки и приглушенный женский смех.
На скамейке лежал Бобби в меховом пальто; подложив под голову сложенные вместе ладоши,
Второй охранник спал у ворот, распластавшись прямо на земле.
Директор охранного агентства спал в водительском кресле своего желтого такси, издавая храп настолько громкий, что две мартышки, которые сидели на перекладине в глубине клетки, обнимая друг друга тонкими лапками, испуганно вздрагивали, глядя на меня из полумрака большими грустными глазами.
ГЛАВА 8
— Евгени, пора вставать! Евгени! — повторял Шимон, стуча в мою дверь.
В окно заглядывали первые лучи солнца. Начиналось мое второе утро в Либерии.
"Жаль, нельзя посмотреть мои аккаунты в соцсетях... — думал я, стоя в душе под струями прохладной воды и пытаясь раздвинуть крепко слипшиеся веки. — На моей стене, наверно, уже куча постов".
"С первой же зарплаты куплю ноутбук, — твердо пообещал я себе, вытираясь полотенцем. — Впрочем, что с него толку. Интернета я здесь пока еще не видел..."
В гостиной за столом уже сидели достопочтенный Корома, Корома-младший и Мохаммед Омар. Гена начесывал чубчик у зеркала, насвистывая "My Heart Will Go On" Селин Дион.
— Ты уже заметил, что Гена не всегда ведет себя разумно, — отозвав меня на кухню, вполголоса сказал мне Шимон. — Не наделал бы он глупостей в Бонг Майнс. Если он будет говорить откровенную ерунду, ты в своем переводе можешь это исправить. Понимаешь?
— Вроде да, — неуверенно ответил я, жуя бутерброд.
Побрызгавшись туалетной водой, Гена объявил, что готов ехать. Он выглядел так, как будто мы собирались не в джунгли, а на ночную вечеринку. Он был одет в короткую пляжную рубашку и тесные джинсы с низкой талией; вся одежда на нем была как будто на пару размеров меньше, чем требовалось.
Сев за руль, Корома-младший первым делом засунул кассету во встроенный магнитофон, и утренний воздух огласился частыми ударами барабанов и хриплым африканским речитативом. Гена с сигаретой во рту устроился на переднем сиденье. Достопочтенный Корома, Омар и я сели сзади, и джип выкатился за ворота.
Улицы Монровии еще только просыпались. Женщины с прическами в виде редиски разжигали угли в жаровнях, толкли маниок в деревянных ступах, раскладывали товары на лотках. Вокруг каждой из них сновало с полдюжины детей разного возраста.
Увидев идущую по улице девушку в коротких шортах, Корома-младший лихо обогнул ее, сбавил скорость и высунулся в окно.
— Привет, красотка! — сказал он, широко улыбаясь. — Давно не виделись. Куда ты несешь свою аппетитную задницу?
Девушка продолжала идти, глядя прямо перед собой и не обращая на Корому-младшего никакого
Омар сказал, хитро посмеиваясь:
— Да ты ведь не знаешь эту курицу, мужик! Не притворяйся, что знаешь!
— Как это не знаю? Это моя подруга! — воскликнул Корома-младший на всю улицу. — Мы в прошлом году делали джиги-джиги! Где ты живешь, красотка? Как я тебя найду?
И Корома-младший, высунув руку в окно, ущипнул девушку за ягодицу. Та продолжала шагать дальше с невозмутимым видом, как будто ничего не случилось.
Мне стало стыдно за неджентльменское поведение Коромы-младшего; я уже открыл рот, чтобы попросить оставить бедную девушку в покое, когда та нарушила молчание:
— Видишь желтый дом в конце улицы?
Не замедляя шага, девушка махнула рукой куда-то вдаль. За все это время она ни разу не посмотрела в нашу сторону. Ее бедра плавно качались из стороны в сторону, а лицо светилось гордостью от осознания того факта, что такой знатный кавалер в такой крутой машине так ловко и настойчиво за ней ухаживает.
— Ты там живешь? Отлично, я к тебе зайду сегодня вечером. Окей?
Девушка приподняла вверх подбородок (в Либерии утвердительный ответ обозначался этим своеобразным "кивком наоборот", что выглядело довольно-таки таинственно).
— Бигини, скажи, сколько у тебя детей? — спросил Омар, глядя одним глазом на меня, а вторым — куда-то в окно.
— У меня нет детей, — ответил я, удивленный тем, что ко мне был обращен вопрос подобного рода. Я был твердо уверен, что настоящему художнику лучше оставаться свободным, одиноким и несчастным, вписать своей артериальной кровью пронзительные строки на вечные страницы искусства и умереть внезапной и преждевременной смертью, оставив после себя кипу гениальных черновиков, полных вопросительных знаков и многоточий.
— Почему? — спросил Омар. — Твоя жена не может родить?
— У меня нет жены, — ответил я.
— Нет жены? — изумленно переспросил Омар. — А сколько у тебя любовниц?
— У меня раньше была девушка, — ответил я. — Но мы расстались.
Омар некоторое время озадаченно смотрел на меня, пытаясь понять, что я имею в виду, а затем весело хлопнул меня по колену и произнес с нескрываемой гордостью:
— А у меня — две жены и семь детей.
— Ого! — воскликнул я.
— Да! — кивнул Омар. — А еще у меня тридцать любовниц.
— Серьезно? — удивился я.
— Но я пацаненок по сравнению со своим отцом. У него — пять жен и тридцать пять детей. А сколько у него любовниц, он и сам не знает.
— Не может быть!
— Еще как может! Но я еще молод. Со временем я превзойду отца. Для этого я сейчас и стараюсь заработать побольше денег. Африканские женщины — дорогое удовольствие.
Гена, не поворачиваясь, сказал мне по-русски:
— У них, если один раз трахнул подругу, это уже герлфренд, а ты для нее, соответственно, бойфренд. Если ребенок родился, то она тебе уже и жена. Но это не значит, что вы должны жить вместе. Можно продолжать гулять дальше.