Либерия
Шрифт:
— Брат мой, что это ты мне даешь? — воскликнул полицейский. — Едешь в машине с белыми и даешь нам жалкую пятерку? У них же куча денег! Нам еще с начальством нужно делиться.
— А ты знаешь, — сказал Корома-младший, — что взятки брать незаконно? Видишь, сколько здесь свидетелей?
— Свидетелей чего? — слегка растерявшись, спросил полицейский.
— Ты только что взял деньги у моего дяди, — громко сказал Корома-младший.
— Что ты сказал? — неожиданно заорал полицейский. — Слушай, мандинго, здесь тебе не лагерь для беженцев! Я тебе сейчас все кости переломаю!
— Попробуй! Давай! — заорал Корома,
Вокруг нас уже собралась внушительная толпа зевак; люди всех возрастов, забыв про свои дела, наперебой комментировали ситуацию. Корома-младший и полицейский, упершись лбами, как два барана, осыпали друг друга оскорблениями и угрозами. Его коллега громко говорил в мобильный телефон, держа его перед лицом, как рацию — он вызывал подкрепление.
Вскоре прибыло еще несколько полицейских на мотоциклах. Силы становились неравными.
— Всем выйти из машины! — заорал один из новоприбывших. — Предъявить свои паспорта!
Услышав, что паспортов у нас с собой не было, полицейский зловеще заулыбался, прикидывая в уме, сколько можно содрать за такое внушительное нарушение.
— Конечно, у них есть документы! — горячился Омар. — Иначе как бы они сюда приехали? Разве их пропустили бы в аэропорту? Послушайте, люди! Эти белые люди — инвесторы, они помогают восстанавливать нашу страну! Разве можно так с ними обращаться?
Несмотря на все красноречие Мохаммедов, уладить конфликт удалось только при помощи тридцати долларов. Получив деньги, полицейские заулыбались и решили познакомиться.
— Как называется ваша компания? — спросил один из них.
— "Металл Либерия", — ответил Гена.
— Что? "Ментальная Либерия"? Вы — благотворительная организация?
— Нет, — ответил Гена. — Мы с металлоломом работаем.
— С металлоломом? Послушайте, — понизил голос полицейский, подходя поближе. — Я знаю очень хорошие места, где очень много очень хорошего металла. Он весь принадлежит моему дяде. Когда будете готовы, я вас туда отведу. Этот металл хотят забрать кое-какие иностранцы, но я вам помогу. Я — очень важный человек; я был генералом при Тейлоре. Запишите мой телефон. Недавно приехали? Добро пожаловать в Либерию!
*******
Когда машина тронулась с места, Мохаммеды разразились руганью в адрес полицейских:
— Генерал при Тейлоре... Бандит и преступник, как и все они!
— Хорошие места у него, как же. Лжец! Никаких хороших мест он не знает!
— Сейчас почти все машины ездят без номеров, а у водителей нет прав, — воскликнул Омар. — Потому что все это еще не начали выпускать после войны. Они нас остановили только потому, что увидели в салоне белых!
— Вот если бы у вас были удостоверения ООН, тогда — другое дело, — язвительно заметил Корома-младший. — Тогда они отдали бы нам честь и пожелали бы счастливого пути!
— И это наши служители закона... — сокрушенно покачал головой достопочтенный Корома. — Все военные преступники теперь в полиции работают! Те самые люди, которые разрушили эту процветающую страну...
— Процветающую? — переспросил я. То, что я видел вокруг, напоминало что угодно, но не процветание.
— Ефгени, ты разве не знаешь, что Либерия до войны была самой богатой страной Западной Африки? — повернулся ко мне достопочтенный Корома.
— Правда?
— О, да! В Либерии
— А что случилось потом? — спросил я.
— Потом? — вздрогнув, повернулся ко мне достопочтенный Корома. — Потом началась гражданская война.
Я ожидал продолжения рассказа, но Корома лишь молча кивал в такт своим мыслям. Ослепительно яркое солнце обжигающими влажными волнами ложилось на шершавую рыжую землю. В горячем воздухе слегка покачивались листья пальм.
Подождав немного из вежливости, я спросил:
— А из-за чего началась война?
Мохаммеды неодобрительно загудели; похоже, я поразил их своим невежеством.
Вероятно, им казалось, что последние десятилетия весь мир неотрывно следил за бедствиями Либерии, хватался за сердце, услышав о зверствах, которые сотворил очередной командир повстанцев, проливал слезы о тысячах беженцев и милосердной рукой протягивал настрадавшейся "Свободной республике", бьющейся в эпилептических конвульсиях и покрывающей себя ножевыми ранениями, толстые пачки долларов — на еду, лекарства и бензин.
— Ты разве не слышал про Чарльза Тейлора? — спросил меня Омар.
— Имя слышал пару раз, но не знаю, кто это.
— Это бывший президент Либерии! — воскликнул Корома-младший. — Его сейчас судят в Гааге. Он стал первым африканским президентом, который предстал перед европейским международным судом. Все газеты об этом пишут!
— А вы что-нибудь знаете про Беларусь? — спросил я.
Наступила тишина. Мохаммеды напряженно думали. Гена похрапывал на переднем сиденье с потухшей сигаретой во рту.
— А что у вас в стране есть значительного? — спросил Омар.
— Значительного?
— Чем твоя страна известна в мире?
На этот раз задумался я. К этому вопросу я оказался не готов — поскольку раньше не думал о Беларуси в таком глобальном разрезе... Основными векторами, которые в том или ином виде доминировали в беларусской культуре новейшего времени, были, пожалуй, Великая Отечественная война и Чернобыль. Но стоило ли в качестве характеристики моей страны рассказывать о том, что во время нападения фашистской Германии на СССР Беларусь приняла на себя основной удар и потеряла около трети населения? Или об аварии на атомной электростанции в Украине, от которой Беларусь пострадала больше всех, потому что в тот день ветер дул в нашу сторону? Несомненно, это важнейшие события беларусской истории, и, возможно, либерийцы, учитывая трагическую судьбу их страны, нашли бы в них для себя что-то близкое, но что именно эти факты расскажут им о Беларуси?