Лица
Шрифт:
Засуха, конечно, для всех засуха, и если дождь, от него опытом или званием Героя не прикроешься: не зонтики. Но если нам известно, что погода способна уложить одни хозяйства на лопатки, а другим позволяет устоять на ногах, поищем объяснение этому странному обстоятельству не только в силах небесных, но и в силах земных.
ЛЮДИ, ИХ БЫТ
Некоторое время назад Бизунова пригласили на Центральное телевидение и дали пять минут времени. Будучи человеком серьезным, Бизунов решил говорить только самое главное, а потому начал с того, что, кроме реки Лучесанки, очень красивой и богатой рыбой, колхоз располагает газом, водопроводом и, конечно же, электричеством. Затем он коротко «остановился» на двух девушках, которые однажды уехали из колхоза в Донбасс, но через полгода все же вернулись и еще привезли с собой мужей. С тех пор Бизунов, как председатель, никому из желающих
Тут Бизунов сделал паузу и посмотрел на режиссера, который удовлетворенно кивнул головой, но показал при этом ноль двумя пальцами, что означало: пора закругляться. Пора так пора. Впрочем, решив про себя, что все равно это запись на пленку и, если они хотят, пусть потом вырезают, Бизунов сделал знак режиссеру и сказал еще о том, что общественные организации колхоза держат всех людей на учете — в том смысле, когда у кого день рождения, чтобы прислать телеграмму и подарок «во имя души, — сказал Бизунов, — без которой в нашем деле нельзя».
И все, и больше ничего он не говорил, никаких молочных рек в шоколадных берегах не расписывал. Пока он заканчивал в Москве дела, а потом добирался до дома, пленку прокрутили по первой программе. В колхозе Бизунова ждала пачка писем: так, мол, и так, я механизатор такого-то профиля, семья — столько-то душ, видел вас по телеку, не откажите в приеме.
Ко дню моего приезда таких писем скопилось более двадцати тысяч, никто в колхозе не знал, что с ними делать. Но обилие предложений было единодушно оценено как тревожное: колхозники понимали, что хотя авторы писем как минимум имеют телевизоры, от добра они искать добро не стали бы.
Все вышеизложенное, я полагаю, должно послужить читателю «материальным обеспечением» того бесспорного факта, что люди колхоза имени Ленина работали в страду с истинным энтузиазмом. Они давали по две, по три и даже по четыре нормы в день, и, когда я спросил Бизунова, за счет чего, он ответил: «За счет приличной жизни и понимания момента, что фактически выразилось в удлинении рабочего дня». — «В каких же пределах?» — «В нормальных: от зари до зари». После таких слов просить у Бизунова «героические» примеры было решительно невозможно. Мне ничего не оставалось, как пользоваться косвенными доказательствами.
Однажды у меня состоялся разговор с дедом Кашириным, про которого я знал, что нынешним летом он взялся возить колхозное молоко, хотя в свои «за семьдесят» мог бы спокойно лежать на печи, благо пенсией был обеспечен. Но велика ли эта пенсия? Естественно, меня интересовали мотивы его поступка, и я прямо в лоб спросил: «Много заработали этим летом, Павел Игнатьевич?» — «Чего?» — сказал дед. «Я говорю: хорош ли заработок у возчиков молока?» — «А тебе зачем?» — сказал дед, при этом сын его с внуком, присутствовавшие при разговоре, отвернулись с тихими улыбками. «Ну ладно, — сказал я, решив отступить и подойти к тому же с другой стороны, — у вас есть, дедушка, мечта купить себе чего-нибудь «такое»?» — «Какое?» — подозрительно спросил дед, и у всех Кашириных мелькнуло лукавство в глазах, а глаза у них, к слову сказать, были ну точь-в-точь, ну капелька в капельку, ну просто поразительно одинаковые да еще небесно-голубые. «Транзистор!» — сказал за деда внук, но дед на него тут же цыкнул: «И задарма не нужен! — Потом подумал и мудро добавил: — Какие мы, такие и костюмы!» — в том смысле, что его потребности теперь уж невелики. Короче говоря, дед Каширин «встал к станку», заменив на отвозе молока здорового мужчину, место которого было на переднем крае, но сказать об этом такими словами, какими написал я, не согласился бы даже по принуждению. Двое других Кашириных, отец и сын, работали комбайнерами на одном и том же поле, ложились спать в одиннадцать вечера, вставали с первыми петухами, и оба давали по две с половиной нормы. «Соревновались?» — спросил я. «Некогда было», — последовал довольно неожиданный ответ. «А если бы соревновались, то кто кого?» Восемнадцатилетний Володька скромно отвел глаза, дед хихикнул, а средний Каширин сказал: «Он бы меня обдул. Он злее».
По списку в колхозе триста восемьдесят трудоспособных. Одни, вероятно, менее «злые», другие более, есть и равнодушные, где их только нет. Но факт остается фактом: ни во время посевной, ни в период уборки колхоз ни разу не воспользовался посторонней помощью, сколько ее город ни предлагал. Больше того, ухитрился сам помочь людьми и техникой своему соседу.
ТЕХНИКА
На машинном дворе как на полигоне — и как в сказке, потому что, к сожалению, мы не так-то уж часто видим подобное в нашей действительности — стояла техника: все трущиеся и ржавеющие детали были густо смазаны солидолом, моторы и моторчики зачехлены в целлофановые пакеты, а колеса побелены известкой, чтобы резина не трескалась. Стояли машины
49 тракторов, 15 зерновых комбайнов, 5 картофелеуборочных, 7 льноуборочных, 28 зерновых сеялок, 26 автомашин и прочая «мелочь» вроде культиваторов и сенокосилок — таков парк. Правда, сегодня количеством техники в колхозах никого не удивишь — но сколько еще лет мы будем удивляться элементарному порядку? В колхозе имени Ленина к началу посевной вся техника была «в курсе дела», как выразился Припеченков, — попробуйте этому не поверить, если специально выделенная бригада уже сейчас начинает ремонт техники к будущей посевной. Тот, кто способен в столь напряженный момент предъявить доказательства своих забот о завтрашнем дне, тот автоматически демонстрирует добросовестное отношение к делу в прошлом.
И сам собой отпал вопрос Припеченкову: «Давно ли вы так работаете?» Я заменил его другим вопросом: «Что вы сделали в этом году сверх обычного?» Он подумал, покопался в памяти, почесал затылок: «Вроде ничего… Химичили, правда, с уплотнителями и зерноуловителями — хотели спасти два центнера с гектара, которые разрешено терять по инструкции, — так ведь и прежде это делали…»
ОРГАНИЗАЦИЯ ТРУДА, ДИСЦИПЛИНА
Пять комбайнов, что я заметил на картофельном поле, — это и есть «групповой метод», на который молится Бизунов, называя его «методом Маяковского»: «Чего один не сделает — сделаем вместе!» Переведу с поэтического языка на прозу: колхоз располагает четырьмя, к примеру, картофельными полями, но пять комбайнов и два сортировочных стола, которые имеет в наличии, не делит ни по звеньям, ни по бригадам, ни тем более по полям. Собирает в кучу и — на «главное направление», то есть на одно какое-то поле, благо урожай созревает неравномерно. И тогда картошку никто на землю не сыплет — прямо в бункер, и не надо возить ее далеко — сортировочные столы в двух шагах, и тут же техлетучка и сварочный аппарат: выигрыш во времени, в пространстве и в производительности труда. Две или три нормы в день выполняются, таким образом, не только за счет энтузиазма людей, но и разумной организации дела.
В пять утра Бизунов — на машинном дворе. Один. Думает. Потом появляется механик Костя Припеченков, начинает подходить народ, «дает информацию» — кому что нужно. И к шести на машинном дворе становится тихо и просторно. Никакой суеты, никаких лишних волнений. Если ненароком приедет корреспондент, Бизунов готов потратить на него несколько часов из своего четко организованного времени.
Иногда звонят из райцентра и вызывают на совещание главного агронома. Бизунов откровенно смеется в телефонную трубку: «А у нас нет такого! У нас всего один!» И зоотехник один, и один механик Костя Припеченков, и у него заместителем Шура, которая одновременно заведует складом запчастей, а за рулем техлетучки, обеспечивающей в поле срочный ремонт, сидит все тот же механик Костя: ни одного лишнего рта. Семеро работают — один с ложкой: этот принцип в колхозе вывернуться наоборот уже не может. В прошлом году было двенадцать комплексных бригад, в нынешнем — семь, завтра хотят сделать три: зачем двенадцать «начальников, учетчиков и начетчиков», как выражается Бизунов, если народ и без того дисциплинированный, если на полях и на фермах нужны рабочие руки — не карандаши.
А дисциплина оказывается достижимой потому, что людей просто-напросто хватает. Был случай: перевернулся на стогометателе один паренек. Бизунов возьми и заподозри его в нетрезвости, а парень утверждал, что зацепился рогом за столб, но был чист как стеклышко. Слово за слово — обиделся механизатор, ушел домой, три дня не выходил на работу. Его не звали, подменили — и дело с концом. Когда парень все же явился, Бизунов его спросил: «О чем ты думал эти три дня, Шурик?» — «О чем бы ни думал, — ответил парень, — а обиду на вас я зря переложил на землю». — «Это точно, — согласился Бизунов, — земля обид не понимает. Ну, по рукам?» Рассказав эту историю, Бизунов хитро глянул на меня и вдруг добавил: «Наверное, думаете: какой сознательный этот Шурик, а? Может, и сознательный, но на четвертый день я бы его так прочно заменил, что он год проработал бы в полеводстве — рядом с женщинами. Механизаторов у нас — очередь, он это тоже учитывал».