Лицензия на убийство

Серебрянская Алита

– Алина, чувства – это все, что у нас есть. Это самое значимое доказательство того, какую красоту жизни мы в себе несём, – я продолжал гнуть свое.

– Даже если это такие чувства как безответная любовь, боль утраты или предательства? – с очевидным подвохом спросила она.

– А почему нет? Да, с ними тяжело жить и порой кажется, что это вовсе и не жизнь, но именно чувства, даже такие ужасные, доказывают тот факт, что ты все еще жив. Ты же заведомо пытаешься отгородиться даже от них, заранее предполагая неудачное развитие жизненного сценария. Но что если жизнь повернется в одно мгновение к тебе нужной стороной

и, привязавшись к кому-то, ты наоборот обретешь все то, о чем когда-либо мечтала? Ты не можешь знать наверняка, выгорит или нет, но разве не стоит рискнуть, ведь шанс на успех равен пятидесяти процентам?! Нельзя жить с абсолютной пустотой. Всегда должно быть что-то внутри.

И помимо отчаяния, жажды мести и другого дерьма, даже у меня где-то там в углу моей души теплились надежды о счастье, любви, семье.

До сих пор…

– А что бы ты сказал человеку, который ощущает эмоциональную пустоту? – задала она неожиданный вопрос, и я задумался.

– Продолжать сполна её проживать, – выдержал я паузу, – но до тех пор, пока не почувствуешь силы встать и сделать первый шаг. Не заставлять себя быть счастливым, будучи несчастным. Не примерять на себе советы других вроде «соберись и не падай духом». И ни в коем случае не сравнивать себя с теми, кто лучше, сильнее, увереннее. У каждого своя скорость жизни, но даже на дне надо помнить, что наверху светит солнце. Просто необходимо верить, что когда-то настанет твоё утро, и ты поймёшь, что стало легче.

Она широко распахнула свои глаза, не отводя от меня стеклянного взгляда. Ее губы слегка приоткрылись, доказывая тот факт, что она внимательно меня слушает, и, возможно, примеряет мои слова на себе.

Алина была необыкновенной.

Эта девушка навсегда останется в моей памяти не только потому, что я убил ее, но и потому, что она была невероятным человеком. Таких людей не забывают. Их не хотят забывать.

И я не хотел.

Глава 40

Мерч каждые несколько часов звонил мне и Алине. Причем он периодически зависал с хакером, поэтому когда Леха читал нотации Алине по поводу ее пастельного режима, Аноним что-то подпездывал на заднем фоне очередным мультяшным голосом. Алинку это забавляло. Она так радовалась, когда они с ней связывались, что улыбка с ее лица совсем не сходила. В такие моменты я замечал сам за собой, что залипал на ней на несколько минут, и вокруг словно все испарялось.

Была только она.

Вот она сидит на кровати по-турецки и заливисто смеется над их идиотскими шутками. В другой раз, подобрав под себя ноги на кресле в гостиной, она что-то печатает на планшете, который вслух негромко дублирует ее действия. При этом телефон лежит рядом, и два опездола веселят ее по громкой связи. А сейчас я видел картинку, как она стоит возле кухни и уверенно нарезает хлеб, сыр, колбасу и помидор, при этом так красиво крутя нож в руке, словно это не холодное оружие, а обычная ручка с чернилами.

Это выглядело опасно и…

Сексуально.

Вчера, когда я впервые увидел, что она схватилась за нож, откровенно говоря, наложил в штаны и рванул к ней, боясь, что она поранится. Девчонка тактично отшила меня, сказав, что с этим у нее проблем нет.

Да у нее вообще проблем в быту не было. Она легко справлялась с любыми повседневными трудностями.

Легко передвигалась по дому и единственное, о чем попросила, так это оставлять все вещи на своих местах. Она запоминала все, и если что-то меняло свое месторасположение, только тогда у нее возникали трудности.

И я старался минимизировать ей дискомфорт, чтобы она не выходила за рамки своей зоны комфорта.

Глядя на то, как она ловко стала нарезать колбасу, при этом смешно почесывая голой ступней одной ноги лодыжку другой, снова залип на ней.

Для девчонки она была достаточно высокой – выше метра семидесяти пяти, но на фоне меня все же была мелкой.

Хотя любая девушка казалась рядом со мной мелкой.

И она была очень худая. Мне хотелось ее откормить, поэтому кинув взгляд на идеально отрезанный ею кусочек колбасы, я подумал о том, что он слишком тонкий.

К слову о пастельном режиме. Она его безбожно нарушала и даже не стеснялась. Каждый раз говорила, что чувствует себя вполне сносно, что бы спокойно ходить по дому или отсиживаться в кресле в гостиной. Я помнил слова Мерча, что рана была не слишком серьезной и почти зажила полностью, пока она была в коме. Просто в тот день, когда я похитил ее из больницы, швы разошлись, что скорее нанесло вред ее кожным покровам, чем внутренним органам. Но все равно переживал за нее. Хотя невооруженным взглядом было видно, что она чувствует себя намного лучше. Болезненная усталость прошла. Румянец на щеках и громкий смех говорили о том, что ей становилось лучше.

Вчера мы больше не разговаривали. Вернее я не однократно пытался завести разговор, но она уже не была столь многословна.

Меня это расстраивало.

Очень хотелось наладить с ней контакт.

Но радовало то, что когда я приближался к ней, она не норовила удрать от меня, а просто молча продолжала сидеть рядом.

Собственно, так мы и провели сутки вдвоем.

Сегодня же весь день меня немного потряхивало от внутреннего напряжения, словно должно было что-то произойти. Я провисел вниз головой около двух часов, разбирая тот самый пистолет, но так и не получив спокойного душевного состояния, спустился к ней на кухню, сразу услышав, что она болтает с пиздюками по телефону.

Она не повернула головы, но я знал, что она услышала, как я пришел и уселся в кресло. Глянул вновь на нее и понял, что тревожное чувство меня отпустило.

Мгновенно так на душе стало не то что бы легко, но пусто. Не было внутренних терзающих мыслей, давящих тяжелым грузом на сознание. Было тихо, словно море после шторма успокоилось.

И мне понравилось это мое состояние.

– Антон, тебе сделать? – ее неожиданный вопрос вывел меня из своих мыслей, и я непонимающе уставился на нее. Она словно поняла, что до меня не доходит, поэтому уточнила. – Сэндвич! Тебе сделать?

– Давай, – согласился я.

Не сказать, что я хотел есть, но… От ее простого предложения у меня внутри словно спящая бабочка трепыхнула крыльями.

– Э-э-э… Я не понял, – заворчал Мерч. – Тоха, че за дела? Это ты должен там над ней трястись и обхаживать, так какого хера Сахарочек тебе делает сэндвичи? Алина, где мать его, МОЙ сэндвич? Я заслужил больше, чем он, – заворчал он шуточно.

– Так и мне полагается. Даже два, – запищал Аноним голосом Незнайки.

– Перебьешься, харя треснет, – фыркнул ему Мерч.