Лицензия на убийство

Серебрянская Алита

– Да с хрена ли? Я заслужил!

– Ссать, попадая на ободок, ты заслужил!

В телефоне послышалась возня. Придурки явно стали драться, сопровождая свои детские закидоны совсем не детскими матами.

Алина засмеялась в голос. Я лыбился, как придурок, и пока они там решали, кто больше из них заслуживает Алининых сэндвичей, она уверенной походкой подошла ко мне и протянула мне ладонь, на которой красиво лежал обычный хлеб, с идеально нарезанными кусочками колбасы, сыра, помидорки и листком зелени. И это, мать его, был самый

красивый бутер, который я когда-либо видел.

Она чуть нависала сверху, смотря на меня стеклянными глазами и ждала. Я протянул руку, при этом нагло коснувшись ее запястья. По пальцам пробежал небольшой импульс энергии, и ее сгусток осел в районе солнечного сплетения. Кожа у нее была нежнейшая, тонкая и прозрачная. Я успел углядеть тонкую паутину вен, а потом увидел и почувствовал, как она ухватила пальцами мое запястье. Как тогда в машине, когда я запихивал ее насильно.

Хотелось продлить это прикосновение, но я не стал ее напрягать, поэтому был вынужден убрать руку, когда она предварительно разжала свои пальцы.

– Не смей его жрать, падла, это мой сэндвич! – заорал Мерч в тот момент, когда я нагло откусил кусок. – Вот собака сутулая, – Я знал, что придурки наблюдали за нами через камеры. – Вкусно тебе, скотина?

– Очень, самый вкусный сэндвич, который я ел, – не скрывая улыбки, ответил ему и помахал рукой в камеру.

Выкуси, засранец!

Алина уселась рядом со мной в соседнее кресло и стала наслаждаться своей едой. На подлокотник своего кресла, который был ближе ко мне, она поставила кружку с соком, и периодически отпивала из нее, пока Мерч рассказывал, как Сонька его чуть не сожрала от радости встречи.

Я же смотрел на Алину, и мне всегда казалось, что она чувствует мой взгляд. Поэтому когда она, отпив сока, протянула кружку мне, я одновременно удивился и в тоже время –нет. Нет – потому что она подтвердила, что знает, что я пялюсь, а да – потому что не каждый человек позволит пить или есть из своей посуды.

Я не брезговал, поэтому взял кружку. Опять же, вовсе не случайно на мгновение коснулся ее пальцев. Отпил, а потом вернул ей. И прибалдел, когда она коснулась кружки губами ровно в том месте, где мгновением ранее были мои губы.

Это же был непрямой…

– Кстати, Тох, ты должен поменять Алине пластырь, – вырвал меня из транса голос Мерча. Алина подавилась немного соком, осознав смысл слов Лехи.

– Я могу сама, – дёргано ответила она.

– Да не парься, Сахарочек, он итак уже все видел, – беззаботно брякнул Леха, а я наблюдал, как щеки Алины краснеют.

– Ну, ты и придурок, – выдал я.

Этот идиотина уже не первый раз ставил ее в неловкое положение. То свой член предлагал потрогать, то лекцию про ее новые трусы читал. И сейчас опять. Да, я уже видел ее грудь в ту ночь, но это было другое. Она была без сознания и в крови, а я на стрессе не акцентировал на этом внимание.

Дерьмовая затея…

Глава 41

Алина

Он

постоянно смотрел на меня. Я чувствовала на себе его взгляд всегда, когда он был рядом. А рядом он теперь был почти всегда.

Мурашки постоянно пробегались жаркой волной по всему телу. Снизу вверх. Сверху вниз. И так по несколько раз.

В голове прокручивала нашу беседу и все больше удивлялась этому парню. То, как он вчера яро пытался доказать мне, что чувства – самое важное, что есть в нашей жизни, поражало.

И чего греха таить, я лукавила, когда говорила, что лучше ни к кому не привязываться. Вернее, мозг действительно так считал, стремилась к этому последние несколько лет жизни в интернате, но… но душа делала все иначе.

Самой себе не было смысла врать, что я не привязывалась к Алексею или к тому же хакеру.

Мне очень хотелось познакомиться в жизни с Анонимом. После стольких разговоров Леши о их компании, мне было интересно, смогу ли я в толпе безошибочно определить Анонима. Печалило то, что как только история с Леоном закончится, из моей жизни уйдут и ребята.

Все троя…

А я этого не хотела.

Если не касаться груди и не делать резких движений, рана почти не беспокоила, а вот ринимать душ было достаточно проблематично. Леша строго настрого запретил мочить рану, поэтому приходилось идти на хитрости. Все, что ниже груди, я спокойно мылила и смывала под душем, а вот с верхней частью тела приходилось быть аккуратнее, поэтому я обтиралась несколько раз влажным полотенцем, избегая попадания влаги на пластырь.

Волосы я завязала в хвост еще перед водными процедурами. Натянула спортивные штаны, и зависла, не зная, как поступить дальше.

За дверью ванной меня ждал Антон, чтобы выполнить указания Алексея, который достаточно жестко сказал, что если мы будем себя вести как дети, то он приедет и надерет нам задницы. Я очень хотела, чтобы он приехал, но… Он до этого столько раз говорил, что у него много важных дел, поэтому я молча согласилась с ним.

А вот справиться сама я бы не смогла.

И сейчас мне был жутко неловко. И совсем не так «неловко», как перед Лешей. Меркулов тоже несколько раз менял мне пластырь, но я не нервничала, как сейчас. Ведь Алексей воспринимался мной как… как врач.

Хватит! Нашла из-за чего переживать.

Леша сам сказал, что Антон уже все видел. Да и было бы, что видеть. В интернате меня называли плоской доской и, собственно, говорили правду. Уж как-нибудь справлюсь со своей неловкостью. И плоскостью.

Набрала побольше воздуха в легкие и вышла из ванны, встречаясь с таким знакомым запахом и чувствуя снова обжигающий взгляд на себе.

– Я готова, – произнесла и встала посередине комнаты.

– Нужно будет снять старый пластырь, нанести две мази и наклеить новый, – пояснил Антон, хотя я итак знала процедуру.