Личико ангела
Шрифт:
Симоне опустил ее на кровать, приникнув к ее губам в дерзком поцелуе, а руки медленно начали снимать платье.
Его пальцы коснулись подвязки на чулков, и Эрин залилась румянцем, осознав, что лежит перед ним абсолютно обнаженной, не считая шелковых белых трусиков.
– Bella mi!..
– выдохнул Симоне, поцеловав набухший розовый бутон, отчего Эрин застонала.
Внезапно он отстранился, быстро избавился от рубашки. Сапфировые глаза жадно наблюдали за ним.
–
Эрин тяжело сглотнула, подавив любопытство посмотреть на его природное достоинство, но Симоне наклонился над ней и начал покрывать ее шею поцелуями.
– У тебя самые чувственные соски, таких я не встречал ни у одной женщины -хрипло рассмеялся Симоне.
Эрин беспокоило совсем другое: сказать ему или нет о своей неопытности, о том, что она боится его разочаровать. Но еще больше она боялась — и не хотела — нарушить магию, которой он ее окутал. Когда же он снова заключил ее в объятия и начал осыпать поцелуями, было поздно что-либо говорить. Его язык оказался у нее во рту, охвативший тело жар растопил все сомнения. Ею владело одно-единственное желание — чтобы он прижимал ее к себе и не отпускал.
Он напрягся, раздвинул ей ноги.
Эрин вцепилась в его волосы, притягивая к себе, и громко вскрикнула, когда острая и режущая боль пронзила ее тело.
Симоне так глубоко овладел ее, что сперва принял ее крик за результат экстаза, но заметив кровь, текущую по стройным бедрам, резко остановился и вскочил на ноги.
– Вы поторопились, а я...-виновато пробормотала Эрин, увидев в черных глазах огонь ненависти и отвращения. По щекам потекли предательские слезы, но следующие слова итальянца ударили больнее хлыста:
– Я никогда не спал с девственницами. Они мне противны.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
Девственница.
Симоне брезгливо поморщился. Невинные девушки никогда не возбуждали его, даже Сицилия имела сексуальный опыт. Единственное, что привлекло его в ней двадцать лет назад. Соблазнительная высокая блондинка с блестящими черными глазами смогла запутать его в сетях мнимой любви и женить на себе.
Эрин -девственница...была точнее!
Эта мысль не давала ему покоя. Для итальянцев девственность всегда подразумевалась некая ответственность за женщину, который мужчина открыл мир страсти.
Симоне вовсе не желал обзаводиться брачными узами вновь. Эта часть под названием семейная жизнь навсегда отставлена.
– Черт, ты не намекнула даже, что невинна?
– рявкнул Симоне, накинув махровый халат проводя рукой по волосам, стараясь не смотреть на аппетитные ягодицы.
– Что я не так сделала, Симоне?
– тихо прошептала Эрин, несколько раз всхлипнув.
Эрин, пошатываясь, встала, подняла трусики и надела, несмотря на саднящую боль в низу живота, которая усиливалась по секундам.
– Тебе плохо?
– холодно осведомился Симоне, закуривая сигарету, напустив на себя более безразличный вид. Хотя ее бледное лицо и опухшие глаза напугали его всерьез.
Он мог причинить ей боль, ведь Симоне даже не имел опыта обращаться с девственницами. Его взгляд снова переместился на алое пятно на белоснежной простыне.
След ее невинности.
Как странно для молодой женщины двадцати одного года в мире, где секс – дело привычное
Натянув порванное платье, Эрин рассеяно поправила волосы и проскользнув лодыжками в балетки, направилась к двери.
Внутри нее все разорвалось. Боль пронзала сердце при каждом вздохе.
Даже, когда она узнала, что ее любимый отец, работающий на пасеках, погиб от укусов пчел ей не было так больно.
Она на минуту остановилась, посмотрев на Симоне, спокойно стоящего у окна и смотрящего в темную даль холмов, а затем -беззвучно вышла из спальни, которая еще несколько минут назад предвещала для нее новые ощущения и признаки удовлетворения.
Симоне громко выругался, заметив хрупкую женскую фигуру, бредущую в ночном тумане. Ее плечи поникли, а ноги едва успевали проделывать шаги за хозяйкой, тем не менее она шла уверено, не оборачиваясь.
Он жалел. Жалел, что на говорил ей столько обидных слов. Жалел, что...до конца не испытал полного экстаза.
Симоне снова выругался и закатил глаза.
Женщины никогда не заставляли до сей поры чувствовать его виноватым, потому что не производили на него особого впечатления.
Но Эрин...
Ее сапфировые глаза, наполненные слезами, прожигали его насквозь, но он оставался холодным и бесчувственным.
Симоне привык носить эту маску после того как его итальянская жена ловко обманула его и избавилась от их ребенка, при этом погибнув сама.
Да, Сицилия не ожидала, что погубив одну крошечную жизнь, Бог ее сурово накажет, лишив права на существование ее саму.
Врач сообщил, что у нее случилось внутренне кровотечение, однако его не волновало, отчего умерла его жена.
Симоне не помнил отца, подавшегося в монахи, а мать всячески угождала ему, потому что видела в нем ни сына, а копию своего горячо любимого мужа. Она не уделяла внимания Алессио, и иногда Симоне восставал против этой несправедливости между ними.