Личная воровка герцога
Шрифт:
– Да, ваша светлость, я все замерил.
– Тогда почему вы все еще здесь?
Леон тут подхватился, больше не говоря ни слова, и добравшись до дверей тремя мощными прыжками, исчез в коридоре. Александра, удивляясь резкой смене настроения герцога, повернулась к нему и хмуро поинтересовалась:
– Я надеюсь, теперь мне можно одеться?
Герцогу и самому хотелось, чтобы она не маячила перед его глазами в таком виде, но почему-то медлил с прямым указанием. Не торопясь, он подошел к леди Сандре, чувствуя, что она настороженно смотрит на него прямо в упор и явно ждет какой-то гадости с
Сандра и правда ждала подвоха, хотя бы какого-нибудь саркастического замечания в свой адрес, простым же языком герцог не общался. Поэтому когда он, играя роль галантного кавалера, молча протянул ей юбку, она едва сумела скрыть свою растерянность за полуулыбкой. Со стороны это выглядело так, будто девушка брезгливо скривилась, отчего черная злоба внутри Альбрехта, неожиданно разбуженная пару минут назад, заворочалась активней. Необычный романтический флер, который он испытал, когда смотрел на Сандру новым взглядом, испарился без следа: он видел, что над ним издеваются и вынести этого не мог.
Хмуро посмотрев Александре в лицо и заметив, как от ее улыбки на высоко очерченных скулах заиграли милый ямочки, он сам не зная зачем это делает, схватил пискнувшую девушку за шею, благо она едва доставала ему до плеча, и держа за волосы, жадно припал к приоткрывшимся губам. Он не собирался делать ей больно или как-то наказывать за чересчур вольное поведение, ведь сам же заставил девушку раздеваться при нем, но что-то нужно было делать, а других мыслей в этот момент в его голове просто не водилось.
Сашка сразу поняла, что атмосфера резко переменилась, когда мужчина сжал протянутую юбку в кулак и поднял на нее тяжелый взгляд: глаза герцога были мутными, а потом начали загораться каким-то пугающим пламенем. Только она не могла представить, что она станет так грубо хватать ее и врываться в личное пространство, хотя стоит признать, решительные мужчины ей всегда нравились.
А еще: он пах океаном. Терпким, монотонным и непрестанно пульсирующим, темным, холодным, с соленым привкусом и нежной пеной от постоянного движения волн. Но сейчас он застыл, готовясь к буре.
Не чувствуя ничего, кроме грубой ласки языка мужчины, Александра неловко взмахнула руками, с отчаяньем думая, что делать, но Альбрехт и на этот раз все решил сам, без ее участия. С легкостью подняв невесомое тело леди Сандры, он, не прерывая попыток добиться от девушки взаимного поцелуя, отнес ее на стол и осторожно положил на гладкую поверхность. Крепкая мужская ладонь беззастенчиво легла на грудь девушки, маленькую, но вызывающе крепкую. Ему всегда нравилась именно такая, аккуратная, словно вырезанная искусным художником, чем мягкое тесто его фавориток, считающих, чем больше, тем лучше.
Сандра, наконец, решительно ответила на поцелуй, дразняще прикусив заводящегося Альбрехта за кончик языка и в этот момент, наконец, нащупала что-то, чем можно было защититься от сошедшего с ума герцога. А тот, не зная, что сейчас его жизнь висит на волоске, с упоением принялся покрываться нежную шею девушки быстрыми точечными поцелуями. На него накатила такая волна возбуждения, что мысли о том, что все это неправильно и следует остановиться, умерли в зародыше.
А потом, взревев от неожиданной
Теперь Сашка держала Альбрехта за волосы, глядя ему в расширившиеся от возбуждения зрачки. Она не знала, до чего может дойти в желании прекратить притязания герцога, но ему об этом знать не обязательно, он должен быть уверен в том, что она легко сможет проткнуть его.
Тяжело дыша, она медленно села на стол, с трудом свела ноги, которые герцог неистово гладил несколько мгновений назад, и спустила их на пол, покрытый мягким персиковым ковром. Мужчина в этом время, повинуясь ее молчаливому приказу, встал на колени прямо напротив нее, отказываясь верить в происходящее. А она тем временем хрипло предложила, повторив те же самые слова, что герцог сказал ей несколько часов назад:
– Поиграем?
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.
– Можно и поиграть, - герцог не испытывал страха, хотя прекрасно видел, что девушка настроена весьма решительно и если ее рука дрогнет хоть немного, то последствия могут быть очень печальными.
Можно конечно было одним движением выкрутить ей запястье, чтобы неповадно было угрожать самому герцогу, он ведь не какой-нибудь сапожник или пекарь. Но мужчина не хотел прибегать к столь радикальным мерам, потому что сделать это безболезненно и так, чтобы не оставить следов, было невозможно. А Альбрехт и так, по сути, сейчас был виноват перед ней и если бы он не поддался порыву, то они оба не оказались бы в этой глупой ситуации. Это не было чувством вины, Альбрехту все эти эмоциональные переживания никогда не были близки. Но вот справедливое отношение к себе и окружающим, он всегда старался поддерживать, как мог. Поэтому мужчина решил, что повременит с решительными действиями и даст леди Сандре немного отдышаться и осознать, что это была лишь минутная слабость и ей больше ничего не грозит.
О чем бы ни думал сам Хонштейн, но успокаиваться Сашке не надо было, она и так неплохо себя чувствовала, за исключением незнания, что ей делать дальше. Сидеть и молчать, приставив к горлу герцога нож, это было бы конечно пикантно, но долго продолжаться не могло. Дурочкой она никогда не была и видела, что его не пугает возможность быть проткнутым, но даже если девушка сейчас отведет лезвие в сторону, и он не наброситься на нее, то в любом случае герцог запомнит это унижение. И только один бог знает, во что выльется его злопамятство.
О каком партнерстве двух равных людей она вообще думала? Это было возможно с человеком ее мира и социального круга, но никак не с дворянином, служившим цепным псом императора. Он привык брать, не встречая сопротивления, вот как сейчас, только девчонка на этот раз попалась больно ловкая. Отвечать за свою правоту Сашка не хотела, поэтому еще крепче сжала рукоять ножа, раздумывая, насколько верно утверждение: нет человека, нет проблем. Этот мыслительный процесс не укрылся от внимания Альбрехта и, глядя в возбужденные глаза леди Сандры, упорно борющейся со своими страхами, герцог хмыкнул: