Личные воспоминания о Жанне д'Арк сьера Луи де Конта, её пажа и секретаря
Шрифт:
"Я пишу прежде всего затем, чтобы успокоить тебя и просить не тревожиться, когда услышишь про мою рану, и не верить, если кто будет говорить, что она опасна".
Она хотела продолжать, но тут Катрин заметила:
– Эти слова как раз и встревожат ее. Вычеркни их, Жанна. Подожди денек, много - два, а тогда уж напиши, что была ранена в ногу, но теперь рана зажила, - ведь она к тому времени наверняка . почти заживет. Не пугай ее, Жанна, послушай меня.
В ответ Жанна залилась беззаботным, непринужденным смехом, звонким,
– Нога? Зачем бы я стала писать о такой пустячной царапине? Я о ней и не думала, мое сердечко.
– Неужели ты ранена еще куда-нибудь, опаснее этого, и скрываешь от нас? Ну как можно!..
Катрин в тревоге вскочила, чтобы догнать врача и вернуть его, но Жанна удержала ее за руку и заставила снова сесть, говоря:
– Не пугайся, никакой другой раны еще нет, - я пишу о той, которую получу при завтрашнем штурме,
У Катрин был вид человека, безуспешно пытающегося решить трудную задачу. Она сказала растерянно;
– Которую ты получишь? Но к чему, к чему тревожить мать, когда этого, может быть, и не будет?
– Как не будет? Будет.
Задача оказалась не под силу. Катрин сказала все так же растерянно:
– Будет... Это очень страшное слово. Я что-то не могу взять в толк. О Жанна, какое страшное предчувствие! Оно может лишить тебя мужества! Гони его прочь! Гони! Оно не даст тебе спать ночью, а к чему? Будем надеяться...
– Это не предчувствие - я знаю наверняка. А раз так, чего же тревожиться? Нас тревожит неизвестность.
– Жанна, ты наверняка знаешь, что так будет?
– Да, знаю. Так сказали мне Голоса.
– Ну, тогда, - сказала Катрин, смиряясь, - тогда конечно... Но точно ли это были они?
– Да, они. И значит, все сбудется непременно,
– О, это ужасно! И давно ты это знаешь?
– Да, уже несколько недель...
– Жанна обернулась ко мне.
– Ты, верно, помнишь, Луи, когда это было?
– Ваша светлость впервые сказали об этом королю в Шиноне, - ответил я, - этому уж будет семь недель. А еще вы упомянули об этом двадцатого апреля и снова - двадцать второго, то есть две недели назад, как видно из моих записей.
Эти чудеса сильно поразили Катрин; что до меня, то я давно перестал им дивиться. Ко всему можно привыкнуть. Катрин сказала:
– И это должно случиться завтра, именно завтра? Тебе указан именно завтрашний день? Не вышло ли какой ошибки?
– Никакой ошибки нет, - сказала Жанна, - это случится седьмого мая, а не в какой-либо другой день.
– Тогда ты ни на шаг не выйдешь из дому, пока не минет этот страшный день! И не думай даже! Ведь правда, ты никуда не пойдешь, Жанна? Обещай, что ты весь день пробудешь с нами.
Но Жанну не удалось убедить. Она сказала:
– Это не поможет, милая подруга. Мне суждено получить рану - и именно завтра. Если я и не выйду ее искать, она сама меня отыщет.
– Ты, значит, решила непременно идти?
– Непременно. Только так я могу служить Франции - вдохновлять ее солдат на битву и победу.- Она задумалась, а затем прибавила: - Однако ж не будем безрассудны. И ты так добра ко мне, что мне хочется сделать тебе приятное. Скажи, ты любишь Францию?
Я спросил себя: к чему она клонит? Но пока еще не понимал. Катрин сказала обиженно:
– Ах, чем я заслужила такой вопрос?
– Значит, любишь. Я в этом не сомневалась. Не обижайся и ответь еще: ты когда-нибудь лгала?
– Преднамеренно - никогда. По пустякам - пожалуй.
– Этого довольно. Ты любишь Францию и не способна лгать. Я могу тебе довериться. Вот ты и решай - идти мне завтра в бой или нет?
– О Жанна! Благодарю тебя от всего сердца! Как ты добра, что уступаешь моим просьбам! Ты не пойдешь, конечно не пойдешь!
Она радостно обняла Жанну и осыпала ее ласками. Если бы хоть одна из этих ласк досталась мне, я почувствовал бы себя богачом; но я только лишний раз убедился, как я беден, - как беден именно тем, что ценил превыше всего. Жанна сказала:
– Надо известить мой штаб, что я завтра не явлюсь.
– О, с радостью! Поручи это мне.
– Благодарю тебя. А как же мы составим наше письмо? Это ведь надо сделать по всей форме. Хочешь, я продиктую?
– Да, да, ты лучше меня знаешь теперь все эти формальности, а мне никогда не приходилось...
– Ну тогда пиши так: Начальнику штаба. Прошу уведомить королевские войска в гарнизонах и на поле, что главнокомандующий французскими силами не выйдет завтра сражаться с англичанами, потому что боится быть раненым. Подписано: Жанна д'Арк. Писала Катрин Буше, которая любит Францию.
Наступило молчание - то молчание, когда не терпится взглянуть на собеседников. Так я и сделал. На лице Жанны была добрая улыбка, а у Катрин пылали щеки, дрожали губы и в глазах стояли слезы. Она сказала:
– О, как мне стыдно! Ты так благородна, мужественна и мудра, а я так ничтожна, так ничтожна и глупа!
Тут она не выдержала и расплакалась; и мне так захотелось обнять ее и утешить, но вместо меня это сделала Жанна. Что же мне оставалось делать? Жанна сделала это хорошо: ласково и нежно; я сделал бы не хуже, но боялся, что может выйти глупо и неуместно и смутит нас всех, так что я удержался и надеюсь, что поступил правильно, хотя много раз потом терзался сомнением: не упустил ли я случай, который мот изменить всю мою жизнь и сделать ее счастливей и прекрасней, увы, чем она сложилась. Я все еще горюю об этом, когда вспоминаю, и не люблю вызывать эту сцену в памяти, потому что мне все еще больно!