Личные воспоминания о Жанне д'Арк сьера Луи де Конта, её пажа и секретаря
Шрифт:
Как хорошо и полезно немного посмеяться! Это оздоровляет нас, сохраняет в нас человечность и не дает закиснуть. Маленькая ловушка, поставленная Катрин, была, пожалуй, самым лучшим способом показать ей, какую нелепость она требовала от Жанны. Очень забавная мысль, если вдуматься. Даже Катрин отерла слезы и рассмеялась, когда представила себе, как англичане узнают, что французский главнокомандующий отказался идти в бой и по какой причине. Она согласилась, что это доставило бы им немало веселых минут.
Мы продолжали начатое письмо к матери и, разумеется, не зачеркнули тех строк, где Жанна говорила о своей ране.
– Напиши им о моей любви - горячей, глубокой любви, от самого сердца. Никогда мне больше не видать родного дома!
Пришел духовник Жанны, Паскерель, а с ним славный рыцарь сьер де Рэ, который имел поручение от совета. Совет решил, что сделано достаточно; что лучше всего и надежнее всего удовлетвориться тем, что даровал Господь; что сейчас город запасся провиантом и может выдержать длительную осаду и что разумнее будет увести войско с того берега и возобновить оборонительную войну. Так они и решили.
– Экие трусы!
– воскликнула Жанна.
– Так вот почему они так заботливо уговаривали меня отдохнуть! Чтобы удалить меня от войска! Сейчас я отвечу, только не совету - мне нечего отвечать этим переодетым горничным, - а единственным мужчинам: Дюнуа и Ла Гиру. Передай им, что войско останется на месте, и если они посмеют ослушаться, они за это ответят. Передай, что завтра утром мы снова пойдем в наступление. А теперь ступай, добрый рыцарь.
Духовнику она сказала:
– Встань завтра пораньше и не отлучайся от меня весь день. У меня будет много дела, и я буду ранена - вот сюда, между шеей и плечом.
Глава XXII. Судьба Франции решается
Мы поднялись на заре и выступили сразу после утренней мессы. В зале нам встретился хозяин дома; добряк горевал, что Жанна идет в бой без завтрака, и умолял ее покушать. Но у нее не было времени - вернее, не хватало терпения, так ей хотелось поскорее атаковать последний бастион, который мешал первому настоящему шагу к освобождению Франции. Буше попробовал уговорить ее:
– Смотрите, мы, бедные осажденные, за долгие месяцы успели позабыть вкус рыбы, а теперь она снова у нас есть - и все благодаря вам. Взгляните, вот отличный пузанок к завтраку. Неужели вы откажетесь отведать его?
Жанна сказала:
– О, рыбы у вас будет вдоволь. Когда мы выполним сегодняшнюю задачу, весь берег будет ваш.
– Ваша светлость свершит много славных дел, это я знаю. Но мы не требуем столь многого, даже от вас. Это можно сделать за месяц, зачем непременно в один день? О, прошу вас, останьтесь позавтракать. Есть поговорка: кто хочет дважды в день переправиться через реку, должен поесть рыбы - за благополучную переправу.
– Эта поговорка не про меня, - я сегодня переправлюсь только раз.
– Как? Вы к нам не вернетесь?
– Вернусь, но не в лодке.
– А как же?
– По мосту.
– Нет, вы только послушайте - по мосту! Полно шутить, ваша светлость! Послушайте меня. Уж очень хороша рыбка!
– Ну, так оставьте мне
– Что с вами делать, пусть будет по-вашему. Но кто отправляется натощак, много не наработает и должен пораньше кончить. Когда вы думаете вернуться?
– Когда сниму осаду Орлеана. Вперед!
Мы отправились. Улицы были полны горожан и солдат, но все глядели невесело. Никто не улыбался, все были мрачны. Казалось, что на город обрушилась беда, которая убила всякую радость и надежду.
Мы были к этому непривычны и удивились. Но когда показалась Дева, все оживились и стали спрашивать:
– Куда она едет? Куда направляется?
Жанна услышала и крикнула:
– А как вы думаете - куда? Брать приступом Турель!
Невозможно описать, как эти немногие слова преобразили весь облик того утра, какую вызвали радость, восторг, безумие! Какое громовое "ура" прокатилось по всем улицам и вмиг вдохнуло в унылые толпы жизнь и бурное движение! Солдаты отделились от толпы и устремились под наши знамена; многие горожане побежали за пиками и алебардами и тоже присоединились к нам. Численность нашего войска неудержимо росла, и приветственные крики все время сопровождали нас. Мы ехали словно в плотном облаке шума; радостный шум слышался из всех окон по обе стороны улицы, из каждого глядели возбужденные лица.
Оказалось, что совет приказал запереть Бургундские ворота и поставил возле них сильный отряд во главе со старым воином Раулем де Гокуром, бальи[12] города Орлеана; ему было приказано не выпускать Жанну и не давать ей атаковать Турель. Это постыдное распоряжение повергло весь город в печаль и отчаяние. Но теперь все ожили. Все верили, что Дева справится с советом, - и не ошиблись.
Подъехав к воротам, Жанна приказала Гокуру отпереть их и пропустить ее.
Он ответил, что пропускать не велено - так распорядился совет.
Жанна сказала:
– Я подчиняюсь одному только королю. Если у тебя есть приказ от короля, предъяви его.
– Такого приказа у меня нет, ваша светлость.
– Тогда пропусти нас, или ты ответишь за это.
Он начал что-то доказывать, - как и вся эта братия, он всегда был готов к словопрениям. Жанна прервала его болтовню и коротко скомандовала:
– Вперед!
Мы устремились к воротам и очень быстро одолели это пустяковое препятствие. То-то удивился бальи! Он был непривычен к подобной бесцеремонности. После он рассказывал, что его прервали на полуслове, а он как раз собрался доказать, что не может пропустить Жанну, - да так убедительно доказать, что ей нечего было бы ответить.
– Однако ж она, как видно, ответила, - возразил его собеседник.
Мы выехали из ворот с большой помпой и еще большим, чем прежде, шумом, да вдобавок еще со смехом; и скоро наш авангард переправился через реку и двинулся на Турель.
Прежде чем атаковать этот мощный бастион, нам предстояло взять безыменную подпорную стену, или, иначе, больверк. Он сообщался с бастионом посредством подъемного моста, перекинутого через быстрый и глубокий рукав Луары. Больверк был сильно укреплен, и Дюнуа сомневался, сможем ли мы взять его. Но у Жанны не было таких сомнений; все утро она била по больверку из пушек, а в полдень приказала идти на штурм и сама повела нас.