Личный маг для Наследника. Эхо погибшей цивилизации

Верескова Дарья

Ярл искал её тогда, опросил старост всех ближайших деревень, и те, словно проклятые, рыскали в поисках рыжеволосой девы, но безуспешно. Образ обнажённой, высокой и сильной девушки настолько сильно въелся в его сознание, что он сразу же заметил Розину, приехавшую в Блекхейвен навестить знакомых, просто потому, что у той были чем-то похожие растрёпанные каштановые волосы… Он не медлил, приглашая девушку в свою постель — магия делала Райлена более агрессивным, нетерпеливым и требовала разрядки. Либо в битве, либо в любви.

Когда он избил Эллу

по наговору Розины, его рвало почти всю ночь, хотя тогда он и думал, что она мальчишка. Райлен не мог понять, что произошло, но ему казалось что он горит, будто его собственная спина покрыта синяками и страшными ранами. Однако ярл был совершенно здоров. Конечно, его мучила вина, но она была ничем по сравнению с тем, что он испытал, когда понял, что избил женщину.

Ту, кого искал всё это время. Ту, кого не забыл, по какой-то дурацкой причине, за многие месяцы. Ту, кто добыла для него камни клана Ульвхейм, рискуя собственной жизнью.

Даже сейчас, думая об этом избиении, он чувствовал, как внутри всё сжимается от отвращения. Райлен хотел бы дать Элле возможность ударить, ранить его в ответ, но вряд ли она согласится. Она вела себя так, будто забыла об этом, а он до сих пор иногда видел перед собой отчаянные, полные боли и разочарования тёплые глаза, сотни эмоций девушки, словно он предал её, хотя до того разговаривал с ней лишь раз.

С его возвращения в Блекхейвен он с каждым днём всё отчаяннее пытался добиться её расположения. Заваливал подарками, которые она тут же возвращала, выделил для неё лучшие покои, дал ей всё — кроме свободы и статуса воина.

Он знал, что девушка привязана к своим родственникам, и пообещал её малолетнему брату хорошее образование, обучение стратегии, управлению войсками.

Элла благодарила его, но с каждым днём словно… затухала. Чем неистовее он искал её прикосновений, эмоций, возможности искупить свою вину, тем односложнее становились её ответы, тем более ровной и спокойной — её реакция. Иногда ему даже хотелось вызвать в ней гнев, если уж радости не удаётся! Что угодно, кроме этого равнодушия.

Он же видел её живой, пылающей, когда она ещё верила, что будет свободна! Тогда ей даже нравились разговоры с ним, и он замечал в Элле ревность к Розине.

Тогда он был уверен: несколько дней, полное внимание, богатые подарки, жаркие касания — и он окажется между этих сильных, длинных ног. Если её случайное прикосновение вызывало в нём волнение, что уж говорить о том моменте, когда он сможет оказаться в жаркой, влажной глубине, целовать каждый уголок этого прекрасного, тренированного тела, пока она будет сходить с ума от наслаждения.

А сейчас… «Да», «нет» — короткие ответы. Иногда Элла и вовсе смотрела на него усталым, равнодушным взглядом, словно спрашивая: «Чего ты хочешь?»

Он много чего хотел. Особенно в постели.

Но о ней, похоже, можно забыть. Что-что, а принуждать Эллу к близости он никогда не станет. Даже мысль об этом вызывала в нём тошноту.

В эту ночь он вновь видел

сон, в котором он сгорает заживо. Сон, пришедший к нему после того как он избил Эллу и который мучал его все те годы, что он сам провёл в рабстве.

Глава 27. Пустые Земли

Даниэла из клана Фэйрвейн

— Думаешь, жизнь там, за этими стенами, лучше? — доктор Ларссон сидел передо мной на корточках, глядя участливо. Он был почти рядом… протяни руку — и он мог бы сочувственно погладить меня по плечу.

Если бы только между нами не стояло прочнейшее стекло, которое я не могла ни сжечь, ни разбить, ни выбить.

А ведь я пыталась. В первые дни, после того как все пленники комплекса либо сбежали, либо погибли, пытаясь сбежать.

Все, кроме меня.

— Думаю, да, — огрызнулась я. — По крайней мере, я не буду жить, словно рыба в аквариуме.

Честно говоря, что такое аквариум, я не знала, но земляне часто называли так моё новое жилище. Судя по всему, это что-то, связанное со стеклом, за которым можно безопасно наблюдать за существом, не давая ему уйти.

— Не грусти, Дэйнелла. Ты не понимаешь сколько сделала для нас. Теперь у нас есть надежда на то, что наши дети выживут. Мы сможем ассимилироваться, и жить наравне с аборигенами. Скорее всего, даже лучше них.

Я только поморщилась. Мне-то с какой стороны должно быть легче от того, что они смогут ассимилироваться?

— Какие ещё дети? Разве ваши дети не погибли сотни лет назад?

Меня не выпускали из этой комнаты уже больше сорока дней. Интересно, хоть кто-нибудь из них проводил сорок дней в пространстве три на три метра? Не имея книг, бумаги или чего угодно, что могло бы отвлечь от этого высасывающего душу одиночества, казавшегося мне даже хуже их экспериментов.

— Дети землян, Дэйнелла. Этот проект… ты и Райлен. Вы столько сделали для человечества. Не думай, что мы об этом забудем. Хотел бы я, чтобы мои дети смогли увидеть это, разделить мою надежду…

— Может, я тоже хочу увидеть это? За пределами этих стен?

Можно ли описать ненависть, которую я стала испытывать к доктору Ларссону после исчезновения Рея? Но одновременно… я ждала его визитов.

Кроме него со мной никто не разговаривал. Боялись, до ужаса, настолько, что пока он был в отъезде, меня даже не выпускали из этой комнаты.