Личный номер 777
Шрифт:
Брук стиснул зубы. Снисходительные взгляды товарищей кололи его почище раскаленных иголок. Чувство боевого братства испарилось, будто и не было.
«Очень надо», — пренебрежительно подумал он. Было жаль только, что убитый враг оказался ненастоящим.
А потом, совершенно без повода, его вдруг пронзила мысль: а что, если и он — как те партизаны, скошенные парализующими пулями? Что, если все его прежние воспоминания — ложь, и ничего не было на самом деле — ни однорукого фермера в тире, ни отца, ни матери, ни даже тети Агаты? Что, если вся его прошлая жизнь — плод выдумки хитроумного компьютера, как давеча в симуляторе? Кто поручится за достоверность его воспоминаний?
Брук
Если капитан Твид отвечал за тестирование в симуляторе, то физическая подготовка была епархией взводного сержанта.
— Миротворцы мы или еще кто, — говорил Вирон, расхаживая перед строем, — а только я вам вот что скажу, девчонки. Прежде всего мы — пехота, а настоящий пехотинец должен уметь постоять за себя. Должен уметь кулаками работать. Вся эта машинерия до того умная, что иногда, чтобы спасти задницу, приходится самому шевелиться. Вот, помню, один случай на Фарадже. Был на востоке архипелага островок, куда вел узенький мост. Это была единственная дорога на остров. И вот этот мост охраняли наши ребята. Говорят, тот блокпост цел до сих пор…
И он пустился в сладостные его сердцу воспоминания, перечисляя имена и географические названия, которые никому, кроме него, ни о чем не говорили. Новобранцы стояли на гравийной площадке перед спортзалом и терпеливо изображали живой интерес к рассказу. Один только Санин делал вид, будто ему все равно, но побелевшие от напряжения скулы выдавали его.
Брук напряженно следил за расхаживающим перед строем Вироном. Каждый раз, когда сержант произносил название мест, где Брук никогда не бывал, он ощущал смутное беспокойство и злился, потому что не мог определить его истоков. Он прислушивался к шелесту ветерка в траве и осторожно косил глазами по сторонам. Его инстинкты бунтовали, протестуя против неудобной для обороны стойки, ведь каждый мальчишка в вельде знает, как важно доверять своим предчувствиям. Там все просто: если тебе внезапно стало страшно — хватайся за пистолет или жди беды. Но здешние страхи, кажется, имели иную, совершенно чуждую природу. Пытаться разобраться в ее истоках было все равно, что пытаться поймать собственную тень.
Голос Вирона вернул его к реальности.
— …больше они туда никогда не совались, — с кривой ухмылкой произнес взводный сержант. — По крайней мере — до тех пор, пока я служил в той роте. Обезьяны прозвали меня убийцей. Просто убийцей — и все! И все это из-за того случая, когда я прибил ихнего лазутчика голыми руками. Вот этими!
Вирон вытянул перед собой крепко сжатые кулаки и оглядел притихший строй. Солнечный зайчик отразился от полоски полированного металла на пальце.
— Поэтому солдат должен быть дерзким и беспощадным, — закончил сержант, опустив руки. — Ни секунды неуверенности! Никакого страха! Только вперед, сокращать дистанцию, сбивать противника с толку, навязывать ему свою волю! А главное — непрерывно двигаться! Шевелиться! Движение и агрессивность — залог успеха!
Он дал команду, и сержанты развели солдат в две шеренги, поставив их лицом друг к другу.
— Сейчас посмотрим, чему вы в своих гробах научились! — крикнул старший сержант. — Слышали? Ни секунды задержки. Двигаться, все время двигаться! И атаковать! Бить так, как будто от этого зависит ваша жизнь! Без пощады! Выдохся — значит, сдох. Пожалел — сам получил. Понятно, быдло? Защиту на-адеть!
Солдаты застегнули на бедрах прочные пластиковые «подгузники» и опустили на лица прозрачные маски.
— Готовы?
Вирон отскочил в сторону и взмахнул рукой.
— Начали!
Новобранцы
— Чего стоишь, свогачь? — истошно заорал Вирон. — Представь, что это боевой андроид! Добей его! Не давай очухаться! Бей, пока он не убил тебя! Убей сучонка! Бей! Бей! Бей!
На площадке разгорелось самое настоящее побоище. Солдаты орали и рычали, лупили друг друга куда попало и чем попало, сбивали с ног, пинали упавших, вопили, кто от боли, кто от ярости.
Бан Мун сократил дистанцию и ударил противника локтем. Его спарринг-партнер Кратет ушел в сторону, встретил врага резким ударом в живот и только потом сообразил, что действует едва ли не как чемпион по боям без правил. Но не успел он прийти в себя и свериться со своей записной книжкой, как Бан Мун поднялся, издал хриплый боевой клич, пнул противника в голень, а затем провел стремительную подсечку. Ошеломленный Кратет грянулся о землю с такой силой, что едва не отдал богу душу.
Глазер, едва не порвав неразработанные связки, ударил ногой в голову парню из второго отделения, но тот вскинул руку, поставил блок и свалил противника резким крюком в челюсть.
Жалсанов согнулся пополам от удара Гора, а потом поймал летящий в лицо ботинок и провел болевой прием, после которого Гор, взвыв от боли и ярости, грохнулся в пыль.
— Бей! — подбадривали сержанты. — Резче! Не жалей себя! Бей!
Людвиг молотил Микадзе. Жалсанов молотил Гора. Кратет теснил более легкого Бан Муна. Отовсюду доносились нечленораздельные вопли, перемежаемые смачными звуками ударов. И только Пан никак не мог достать своего партнера. Он бил раз за разом, пытался достать Брука ногой в живот, угодить кулаком в ухо, пнуть в колено, но каждый раз попадал в пустоту.
Грубая сила ничего не решает. Главное в бою — реакция и скорость, а они достигаются разгонкой психической активности. Навыкам перехода в форсированный режим фермеров обучают едва ли не с того момента, когда они начинают ходить, а героминовая терапия перестраивает их связки и нервную систему, позволяя телу двигаться со скоростью, почти неуловимой для нетренированного глаза. Именно форсированная психическая активность позволяет человеку на Диких землях выдерживать немыслимые физические нагрузки, демонстрировать чудеса силы, быстроты и ловкости. Порог, за которым для обычного человека начинается маниакальная фаза психического расстройства, для фермера — нормальное состояние, в котором он может оставаться длительное время.
С первым же выпадом Пана Брук привычно представил вспышку пламени, затопившую пространство вокруг головы. «Я — стальная пружина», — мелькнула в голове формула самонастройки. Мышцы натянулись, словно канаты, время замедлилось, предметы приобрели сверхъестественную четкость. Плавным, даже подчеркнуто медленным движением Брук уклонился от летящего в лицо кулака Пана. Он различал каждую жилку на побелевших от напряжения пальцах. Каждую нить в рукаве комбинезона. Чувствовал ветер от движения руки.