Личный поверенный товарища Дзержинского
Шрифт:
— С мухоморной настойкой? — поддел я его.
— С какой мухоморной настойкой? — рассердился дед. — Настойка весенней сон-травы, напиток волшебный, а ты мухоморы…
— Извини, дед, это люди так говорят, — начал оправдываться я.
— Люди, люди, — ворчал дед, — много они понимают эти люди, — он доставал из-за украшенной богатым окладом иконы какие-то запылённые пузырьки, просматривал их на свет, открывал, нюхал, ставил обратно, — а вот оно, — и он торжествующе поднял в руке пузырёк из коричневого стекла, — подвигай сюда рюмки. Говоришь на сто пятьдесят лет, давай на сто пятьдесят лет, — и дед Сашка
Я тоже выпил одним махом. Что-то я про сон-траву уже слышал. Что-то в стихах про любовь. Как это там? А, вот оно:
Растворюсь я в дыму незаметно, Поздней ночью, часов после двух, И пойдут обо мне злые сплетни, Что все женщины пьют сон-траву, Ту, что я по весне собираю Для напитка любовных утех, Для прогулок с тобою по раю И общенье со мною как грех. Может, правы они в чем-то главном, Что любовь это рай или ад, И в течении времени плавном Нам уже не вернуться назад.Глава 10
Мы стояли с дедом Сашкой посредине огромного шоссе, на какой-то белой полосе и вокруг нас в ту и в другую сторону на огромной скорости, обдувая нас тёплым воздухом, мчались какие-то машины, которые трудно было заметить. Дед мелко крестился, а я держал его за плечи, чтобы он не рванулся в сторону. Похоже, что мы попали на разделительную полосу и машины проносятся мимо.
Минуты через три к нам подъехала машина с кузовом впереди. Кузов опустился, подцепил нас, как мусор на проезжей части, и поехал в открывшуюся на шоссе нишу.
— Ты куда нас повёз? — закричал я.
— Вы будете доставлены к главному диспетчеру для определения всех неисправностей, — ответил механический голос. Затем в этом голосе что-то щёлкнуло, и раздался уже человеческий голос, — как вы оказались на шоссе? Вы целы, скорая помощь нужна?
— Спасибо, у нас всё в порядке, — ответил я, — вы нам скажите, где мы находимся?
— Опять путешественники по времени, — вздохнул голос, — приедете сюда, разберёмся.
— Во, попали, — сказал дед Сашка, — я так далеко ещё не захаживал.
— А часто заходил? — спросил я.
— Дальше года вперёд не заглядывал, а в одиночку в такие путешествия лучше не пускаться, можно и не вернуться назад, — задумчиво сказал дед.
— Сколько мы здесь пробудем? — спросил я.
— Сколько захотим, столько и пробудем, — сказал дед Сашка.
— А там, откуда мы прибыли, как там, — продолжал допытываться я.
— А там мы спим, сидим у стола и спим, — небрежно сказал дед, — я всегда предупреждал, чтобы нас не будили. Не знаю, как твои-то военные, начнут будить, а потом ещё и врачей всяких притащат, ври им потом, что и как.
В это время мы подъехали к какому-то то ли киоску под землёй, то
Странным у машины был вид без колёс и без крыльев. Катиться не может, летать не может, поползёт, что ли?
Человек нажал кнопку, сверху открылся прозрачный верх машины и мы сели на сидения. Верх бесшумно закрылся. У машины не было руля и других органов управления. Наш сопровождающий стал нажимать на какие-то кнопки, и вдруг машина встала на ноги. Именно на ноги. Из корпуса выдвинулись восемь механических ног, машина сделала два шага влево и устремилась вперёд, всё быстрее перебирая ногами. Наконец она вышла на дорогу, влилась в идущий поток и полетела. Мы неслись на высоте примерно полуметра над дорогой. Вдали виднелся большой город с живыми высотными домами. Дома двигались, как бы извиваясь вдоль вертикальной оси.
Всё виденное так воздействовало на деда Сашку, что он постоянно с различными интонациями восхищения, удивления и неприятия повторял неведомое мне слово «едрио лять». Я примерно догадываюсь, что это обозначает, но не буду вдаваться в особенности старорусского диалекта.
Наконец наша машина свернула к домам и, не снижая скорости, понеслась к стене одного из них. Скажу честно, что я внутренне перекрестился и приготовился к тому, что мы врежемся в стену по причине отказа машины, так остановить летящую с большой скоростью махину невозможно. Буквально метров за пять в стене открылась дверь и так же закрылась сразу за нами.
Машина мягко сбросила скорость, встала на ноги и прошагала на свободное место в ряду стоящих машин. Выбрав место, машина плавно легла на днище и открыла крышу-дверь.
Мы вышли и вслед за сопровождающим отправились к двери, над которой краснела надпись «Enter».
Двери как таковой в классическом понимании этого слова не было. Были раздвижные створки, как в лифте. Мы вошли в нишу, которая и оказалась лифтом. Сопровождающий нажал на кнопку «250» и мы понеслись вверх. Именно понеслись, потому что у меня стали подгибаться ноги и захотелось либо встать на колени, либо лечь на пол.
Мелодичный голос сообщил о прибытии, створки распахнулись и мы вышли в залитый солнечным светом коридор. Дед Сашка внимательно наблюдал за прозрачной стеной, за которой как будто был какой-то пар. Вдруг этот пар исчез, и мы оказались как бы летящими над городом на огромной высоте. Тот отсек, в котором мы находились, плыл в воздухе и мы это чувствовали.
— Ты куда нас привёл, едрио лять? — закричал дед Сашка.
Мне и самому было страшновато находиться на такой высоте. Мне казалось, что именно наш вес будет той критической массой, которая обрушит это создание на землю.
— Всё, мы пришли, — сказал наш сопровождающий и открыл незаметную для нас дверь.
— Здравствуйте. Россия? Очень приятно. Чай? Кофе? Пирожные? Присаживайтесь. Где ваша машина времени? Какой принцип вы используете? Какой сейчас у вас век? — в этом потоке вопросов хозяин кабинета налил из одного крана чай, из другого — кофе, поставил прозрачные стеклянные чашки на блюдца и подал нам. На два других блюдца положил по маленькому пирожному, которые достал из стеклянного шкафчика. К пирожным полагалась стеклянная лопаточка.