Личный поверенный товарища Дзержинского
Шрифт:
Мюллер был удивлён, что дед по-немецки ответил на приветствие и на вопрос о жизни вообще.
— Вы можете перенести меня в Москву в штаб советского руководства так, чтобы об этом никто не знал? — спросил шеф гестапо.
— Да нешто я волшебник, что ли? — обиделся дед Сашка. — Ты, мил человек пойми, что душа твоя может оказаться лет за десять отсюда вперёд, и то окажется вот здесь, а до Москвы всё равно на чём-то надо ехать. Чтобы в Москве очутиться, в Москву и нужно ехать. А меньше десяти лет точности я не даю, у каждого человека и вес разный, и каждый человек по-разному
— Хорошо, — сказал после некоторого раздумья Мюллер, — будет ли успешным наше осеннее наступление, и сможем ли мы взять Москву?
— Как бы тебе сказать, мил человек, — замялся дед, — плохие-то вести они человеку настроение портят. Может, другое чё спросишь?
— Нет, я хочу, чтобы ты ответил на мой вопрос, — упорствовал Мюллер.
— Если бы вы пошли на Москву сразу, то, может быть, и взяли бы её, — начал издалека дед Сашка, включив своё природное чувство дипломатии. — А вот сейчас ничего путного не получится. Укрепили её сильно, да и войска из Сибири к Москве спешат, все в валенках, в шубах и смазка у них на оружии такая, что на морозе не мёрзнет, а морозы-то ожидаются знатные в этом году, я их загодя чувствую, поясницу начинает шибко ломить.
Я, как мог, старался переводить дословно, потому что обсуждался очень серьёзный вопрос. Подготовка к наступлению на Москву находилась в завершающей стадии, и вся Германия была настроена на скорую победу в этом году.
— А ты откуда об этом знаешь, старик, — начал кипятиться Мюллер, — кто тебе сказал об этом?
У нас были сведения о том, что русские начали переброску своих войск из Забайкалья на московское направление.
— Так микадо-то с Америкой завязался и он больше не помощник в войне с Россией, своих забот под самую завязку, — бодро сказал наш дедок.
Дед Сашка сыпал информацию, которая относится к категории стратегической и могла быть известна только ограниченному кругу лиц или кругу ограниченных лиц, как хотите, так и говорите.
— Откуда Москве известно об этом? — зловеще спросил Мюллер.
— Так ведь, когда в доме большой пожар, то все, кто пожар тушит, считаются людьми хорошими, хотя на них раньше никто и смотреть не хотел, а те люди-то плохими никогда и не были, такими же русскими людьми оставались, вот они и поспособствовали родине своей, — сказал дед Сашка, явно довольный произведённым им впечатлением и говорил как-то сложно и путано. Он старался сказать о том, что на защиту родины встали репрессированные и нерепрессированные. Кто бы ты ни был, волшебник, миллиардер, царь, нищий, каждому приятно внимание и желание покрасоваться перед другими. И дед Сашка исключением не был. Что-то его подкупило в Мюллере.
— Я японцам никогда сильно не доверял, — задумчиво произнёс шеф, — немцы это порода. Вот в моём ведомстве не найдётся такого человека, который бы тайну врагу выдал. Это гарантирую я — Мюллер!
— Ой, не хвались, идучи на рать, хвались, идучи с рати, — деда Сашку как будто какой-то леший за зад укусил. То пословицами старинными лупит, то агентуру советскую вскрывает.
— Прошу прощения
— Давайте, а я распоряжусь в отношении кофе, — и он позвонил в колокольчик, лежавший на столе.
Пока он отдавал распоряжение экономке, я успел шепнуть деду Сашке:
— Ещё одно слово о русских лазутчиках и я тебя своими руками удушу, понял?
— Понял, — сказал дед.
Обменявшись несколькими фразами о рати, значениями «идучи» и другими, я повернулся к Мюллеру и сказал:
— Суть этой поговорки состоит в том, что результаты битвы оцениваются по её результатам, а не по тому, что желает полководец. Есть такое немецкое выражение — Wer schon gesiegt, der schmettre Siegesweisen.
— Таким образом, — подытожил Мюллер, — получается, что в структуре гестапо есть советский разведчик.
— Получается так, бригадефюрер, — согласился я.
— Вы можете указать на этого человека? — обратился Мюллер на «вы» к деду Сашке.
— Этого ни один ясновидящий сделать не сможет, ошибётся, — уверенно сказал старик, — потому что каждый человек излучает своё поле. Все эти поля перемешиваются между собой и нельзя увидеть какое-то одно чистое поле.
— А если человека посадить в тюрьму и отделить его от других людей? — спросил Мюллер, хитро прищурившись.
— Тут ещё труднее, — сказал дед, — тюрьма всех красит в серый цвет и только факты могут сказать, виновен человек или нет.
— Ну, ладно, — сказал Мюллер, вставая, — для первого раза и достаточно. Пойдёмте, коллега Казен.
В машине шеф поинтересовался моим мнением по поводу человека, которого мы привезли из точки, где соприкасаются Россия, Украина и Белоруссия. Получается, что Мюллер досконально вычислил место проживания деда Сашки. Что ж, он всегда был въедливым сыщиком.
— Трудно сказать определённо, бригадефюрер, — сказал я, — нужно подождать начала наступления, чтобы подтвердить правоту его слов.
— Да, подождём, — сказал Мюллер, — сейчас едем в РСХА к Гейдриху, будьте готовы рассказать ему то, что вы рассказывали мне в Минске.
Глава 16
Рейнгард Тристан Эйген Гейдрих, координатор деятельности по борьбе с внутренними врагами Третьего рейха, обергруппенфюрер СС и генерал полиции. Стройный и высокий офицер с военно-морской выправкой. Лейтенант флота Гейдрих служил на крейсере «Берлин», где старшим офицером был Вильгельм Канарис, будущий начальник Абвера.
Отношения двух офицеров были хорошими, они дружили семьями, а Гейдрих ещё играл в одном струнном оркестре с женой Канариса и это несмотря на то, что ходили слухи о еврейском происхождении молодого офицера.
Гейдрих прекрасный спортсмен, занимался пятиборьем, фехтованием, верховой ездой. Случилось так, что у молодого офицера оказалось одновременно два романа с женщинами, с дочерью хозяина крупнейшего металлургического холдинга «IG Fabernim» и деревенской учительницей, которую он спас на озере.