Лицо порока
Шрифт:
— Не беспокойся, она видела твоего мальчика! Он приходил навестить меня по моей просьбе. Вирсавия, правда, еще не высказала своего окончательного решения, но призналась, что Литий ей понравился.
— Вот как! — удивился Террион. — Тогда что, нужно готовиться к свадьбе?
— Думаю, да! — живо согласился Зквегий. — А пока пусть Вирсавия поживет у меня. Я позабочусь, чтобы ее имя вычеркнули из черного списка проштрафившихся.
Сотник сердечно поклонился старику.
— Благодарю тебя, почтенный Эквегий! Ты всегда помогаешь
— Не за что меня благодарить, сынок, — отмахнулся тот. — Пока еще не за что.
Поворотясь, старик сделал знак рукой. Девушка торопливо поклонилась и, подхватив шаль с ковра, выпорхнула из комнаты.
— Однако давно пора обедать. Прошу составить мне компанию! — обратился к нам Эквегий. И ковыляющей походкой двинулся в коридор, увлекая за собой и нас.
Мы прошли прихожую, минули кухню и попали в просторную комнату, судя по обстановке, столовую. Там сразу уселись за широкий и длинный стол, ничем не покрытый.
— Цинция! — громко рявкнул старик, зовя экономку. — Цинция, подавай обед!
Появилась та самая сутулая женщина. Наклонясь к самому уху Эквегия, что-то тихо спросила. Он кивнул.
— Не обессудьте за скромное угощение, — несколько смущенно сказал нам старик. — Сам я не привык к изысканной пище, а гостей сегодня не ждал…
Экономка ловко постелила на стол белоснежную скатерть с красивым узором — вышитыми серебром лебедями. Разложила приборы и, пристально осмотрев свою работу, вышла из комнаты.
— Вам тоже готовят в общей столовой? — спросил я, обращаясь к Эквегию.
Он почесал впалую, неважно выбритую щеку, ухмыльнулся:
— Можно, конечно, пользоваться и столовой. Но я люблю домашнюю пищу. А этот общепит… У меня свои вкусы и пристрастия. Поэтому вот уже более двадцати лет мне готовит Цинция.
Она как раз вошла в комнату с большим подносом в руках. Поставила на стол три тарелки с моченной мелко нашинкованной капустой, хорошо сдобренной черным молотым перцем и обильно политой пахучим растительным маслом, и стеклянную хлебницу, доверху заполненную пшеничными и ржаными хлебцами. Потом подошла к старинному, украшенному затейливой резьбой буфету, достала вместительный графин с прозрачной жидкостью и три рюмочки на коротких ножках.
— Это чистый спирт, — пояснил мне Эквегий, доброжелательно улыбаясь. — Обычный пшеничный спирт. Ты такое употребляешь?
Я утвердительно кивнул: спирт пить можно, он намного лучше, чем вино или какая-нибудь наливка.
Старик не спеша наполнил рюмки. Взял свою двумя пальцами за ножку, затем, приподняв над столом, изрек незатейливый тост:
— Пусть всем будет хорошо!
— Пусть будет! — с энтузиазмом выкрикнул Террион.
— Пусть будет! — согласился и я.
В столовую с подносом вошла Вирсавия. Она была гладко причесана и одета в простое ситцевое платье. Аккуратно поставила перед нами тарелки с горячим, издающим сильный аромат пряностей, борщом и графин с мутноватым золотистым
Мы похлебали борща, и старик, не мешкая, снова налил в рюмки понемногу спирта. Он был добротный, без специфического запаха и чистый, как слеза. Эквегий, похоже, знал толк в таких вещах.
Потом женщины принесли жареных цыплят и в чугунке круто сваренную перловую кашу.
— Я без нее не могу, — заулыбался старик, принюхиваясь к перловке. Затем взял деревянную ложку, насыпал себе добрых пол тарелки и принялся уплетать, запивая квасом.
Он ее прямо таки с азартом, смачно причмокивал, все время блаженно ухмылялся и довольно урчал. Мы же с Террионом больше налегали на цыплят.
Когда с трапезой было покончено, Эквегий немного поспрашивал сотника о семье и службе, посоветовал как можно скорее приготовиться к свадьбе и пообещал похлопотать о досрочном назначении Лития полноправным служивым стада.
— Ну что ж, сынок, спасибо тебе, что навестил меня, — поблагодарил он Терриона, а потом дружески, но со значением обратился ко мне: — А ты, человече, все примечай да на ус мотай. И помни: это мы тебе живому обычными людьми кажемся, а на самом деле мы рогатые, с копытами, рылами и в шерсти. И дюже лютые!
Я не понял, пошутил старик или сказал все это серьезно. Но предпочел не спрашивать.
Сытый, переполненный новыми впечатлениями, вышел я вслед за Террионом из гостеприимного дома Эквегия. На улице ничего не изменилось. Так же было малолюдно и тихо.
— Я могу тебе еще показать казармы, — мой провожатый лениво ступал по неровным камням улицы. — Но там нет ничего такого, что могло бы вызвать твой интерес. Да и время уже поджимает.
— Пожалуй, — согласился я, закуривая.
— Тогда наверх?
— Наверх!
…Устин мирно почивал на травке.
Я простился с Террионом, и он через минуту исчез в чаще леса.
Позже, когда мы уже оказались в хате старика, я спросил его, почему вижу нечистых только в человечьем обличье.
— Внешне они и есть такие, — пожал он плечами, нахмурив брови. — Чтобы увидеть их в своей сущности, нужно или умереть, или очень их рассердить. А вообще-то, я, договариваясь о твоих посещениях, прошу не пугать тебя, беречь от всяких неожиданностей… Хотя в дальнейшем увидишь еще немало жутких картин.
— И в общении они кажутся весьма мирными и дружелюбными, можно даже сказать, милыми людьми, — рассуждал я, попивая душистый травяной чай, Устин, услышав эти слова, вынул трубку изо рта и взглянул на меня, как на неразумное дитя.
— Не приведи Господи встретиться с ними в других обстоятельствах!
В поликлинику медсанчасти я подъехал в назначенное время — около одиннадцати. Любезно поздоровался с расфуфыренной секретаршей, чей орлиный профиль на фоне не зашторенного окна смотрелся почти зловеще, и направился к Диане.