Лицо в зеркале
Шрифт:
Он пытался измениться, но слишком долго шел по дороге одиночества, чтобы повернуть назад и найти спутницу жизни, о которой мечтает. Ханна уже пять лет как умерла. Лишь у ее смертного ложа он осознал, что она давала ему шанс свернуть с неправедного пути на праведный. Молодой и горячий, он отверг ее советы, посчитал, что власть и деньги для него важнее, чем она. Потрясение, вызванное ее ранней смертью, заставило его признать собственную неправоту.
А в этот необычный, дождливый день он осознал,
Для человека, который верил, что мир — это глина, из которой можно вылепить все, что он захочет, Данни оказался в трудном положении. Он потерял всю власть, и ничего из того, что делает, не может изменить его жизнь.
Из денег, которые он взял в стенном сейфе своего кабинета, у него осталось еще двадцать тысяч долларов. Он мог бы дать половину этой пожилой паре из Скрэнтона, чтобы они провели целый месяц под синим небом Гавайских островов, вкусно ели и сладко пили, поминая его добрым словом.
Или он мог остановить лифт и убить их.
Ни первое, ни второе никоим образом не изменит его будущее.
Он завидует их счастью. Черной завистью. И, наверное, ощутил бы удовлетворенность, отняв у них оставшиеся годы.
Но при всех его недостатках, а список получился бы длинным, он не может убить исключительно из зависти. Гордость останавливает его куда в большей степени, чем милосердие.
На четвертом этаже их номер находится в одном конце коридора, его — в другом. Он желает им счастья и наблюдает, как юбиляры уходят, держась за руки.
Данни идет в президентский «люкс». Эти великолепные апартаменты Тайфун занимает круглогодично. Но на несколько последующих дней «люкс» в полном распоряжении Данни, потому что дела позвали Тайфуна в дорогу.
Президентским «люкс» назвали напрасно. По роскоши убранства он куда больше подходил не избраннику народа, а особе королевской крови или полубогу.
Мраморные полы, восточные ковры, золота и алой крови, абрикоса и индиго, стены, на все шестнадцать Футов, до самого лепного потолка, забранные панелями дорогого дерева.
Данни бродит по комнатам, тронутый желанием человечества сделать свое жилище прекрасным, отрицая таким образом уродство мира, в котором ему приходится жить. Каждый дворец и каждое произведение искусства — всего лишь прах, пусть люди этого еще не понимают, и время — терпеливый ветер, который унесет его. Тем не менее мужчины и женщины сначала тщательно продумали проект, а потом вложили немало усилий в его воплощение, дабы комнаты эти радовали глаз и грели душу, потому что они надеялись, несмотря на все доказательства обратного, что их жизнь имеет значение и их таланты служат реализации великого замысла, осмыслить который не под силу простым смертным.
Такая надежда появилась
И постепенно, за годы, последовавшие за ее погребением, неожиданная надежда проросла в нем, хрупкая, ранимая, но укоренившаяся в его душе. Однако по большей части он остается прежним Данни, неизменным в мыслях и действиях.
Надежда — огонь в тумане. Он так и не нашел способа разогнать туман, чтобы она засияла во всем блеске.
И теперь уже не сможет найти.
В большой спальне он стоит у залитого дождем окна, выходящего на северо-запад. За притушенными дождем огнями большого города, за особняками Беверли-Хиллз, лежит Бел-Эр и Палаццо Роспо, этот глупый и тем не менее смелый памятник надежде. Все, кому принадлежал особняк, умерли… или умрут.
Он отворачивается от окна и смотрит на кровать. Служанка убрала покрывало, расстелила постель, оставила на одной из подушек крохотную золотую коробочку.
В коробочке четыре конфетки. Наверняка очень вкусные, но он их не пробует.
Он может позвонить любой из нескольких красавиц, чтобы они разделили с ним постель. Некоторые захотели бы получить за это деньги, другие — нет. Среди них есть женщины, для которых секс — акт любви и милосердия, но есть и такие, кто занимается сексом ради секса. Выбор за ним, он может насладиться как нежностью, так и страстью.
Он не может вспомнить вкус устриц или букет «Пино Грего». У его памяти вкус отсутствует, она стимулирует его органы чувств не больше, чем фотография устриц и вина.
И та женщина, которой он позвонит, ничего не оставит в его памяти, как ничего не оставили устрицы и вино. Шелковистость ее кожи, запах волос, все исчезнет в тот самый момент, когда она, уходя, закроет за собой дверь.
Он — человек, проживающий последнюю ночь перед Судным днем, полностью отдающий себе отчет в том, что утром солнце вспыхнет сверхновой, и при этом неспособный насладиться удовольствиями этого мира, потому что его силы, его энергия без остатка отданы одному: всем своим естеством он хочет, чтобы ожидаемый конец так и не наступил.
Глава 36
Этан и Рисковый встретились в церкви, ибо в этот вечерний час, когда понедельник готовился уступить место вторнику, там не было ни души, а потому их не могли увидеть ни политики, ни члены группы РДППО, ни другие полицейские.
В пустынном нефе они сидели бок о бок на одной из скамей у бокового прохода, где их никто не мог подслушать, да, наверное, и не заметил бы, укрытых тенями. Воздух все еще был насыщен ароматом благовоний, хотя они давно уже перестали куриться.