Лидия
Шрифт:
"Мы много на что надеемся, но жизнь, увы, идёт без нашего ведома". (Нравится девяти пользователям).
"Я, наверное, выскажу сейчас странную мысль, но мне кажется, что в каком-то смысле даже лучше, что всё это произошло именно сейчас, а не через несколько лет, когда мы бы закончили институт, и этот кризис затронул бы нас в полной мере. А пока есть ещё время на то, чтобы всё снова пришло в норму". (Нравится одному пользователю. Не нравится тридцати шести пользователям).
"Опять надежды? И неужели дальнейшее трудоустройство беспокоит тебя сейчас больше всего? Гибнут люди! Да и на самом деле, когда мы закончим
"Наверное, ты права, да. Но всё-таки хочется надеяться на лучшее. Опять надежды, как ты говоришь". (Нравится одному пользователю. Не нравится двум пользователям).
"Наверное, и ты прав. Что ещё у нас остаётся, кроме надежды?". (Нравится одному пользователю. Не нравится одному пользователю).
63
Почему-то в те дни мне казалось, что я сам живу на Венере. На Земле шли десятки судебных следствий, обвинительные приговоры составлялись с таким рвением, как будто только от этого зависело решение всех возникших проблем, а я следил каждую ночь за движением редких огоньков на небе и ждал, когда два огромных военных крейсера выйдут на низкую орбиту, затмевая собой свет луны.
В новостях долгое время ничего не сообщали, а потом вдруг оказалось, что миротворческую, как её называли, операцию внезапно отменили, и что у Венеры теперь есть свои военные корабли.
Мы ничего не понимали.
Соколовский на одной из своих лекций долго рассуждал о том, как у сепаратистов мог появиться собственный флот и строил невнятные гипотезы о том, что крейсеры были захвачены во время штурма искусственной луны, где они якобы проходили внеплановое техническое обслуживание. С ним пытались спорить — в сети тогда пользовались популярностью совсем другие гипотезы о расколе внутри вооружённых сил, — а я сидел на дальней парте, молча кивал головой в ответ на язвительные ремарки Виктора и перечитал сообщения Лиды в соцветии.
— Крыть ему, похоже, больше нечем, — сказал Виктор, с трудом сдерживая смешок.
Я ничего не ответил и открыл в суазоре переписку с Лидой о Патрокле. Виктор с любопытством поглядывал на экран в моих руках.
— Не знаешь, кстати, где она? — шёпотом спросил он. — Вроде не было уже несколько дней. И соцветии ничего не пишет.
— Не знаю, — сказал я.
— Не звонил? — удивился Виктор. — Ну, ты даёшь… — Он посмотрел на меня с наигранным осуждением, забавно наморщив лоб. — Я бы на твоём месте…
Соколовский продолжал что-то с жаром доказывать о венерианских кораблях, размахивая перед собой руками.
Я открыл карточку Лиды в списке контактов, провёл пальцем над её сетевым номером, не касаясь его, и надавил на кнопку с иконкой мгновенного сообщения. На экране появилась клавиатура, я даже начал набирать "привет", но тут пальцы мои странно онемели.
— Это в принципе… в принципе невозможный сценарий! — продолжал распаляться Соколовский. — Представляете, что сейчас бы творилось?! Да нужно вообще не иметь ни малейшего понятия о том, как…
— Тебе помочь? — Виктор толкнул меня локтём.
Я отвернулся, пряча от него экран.
— Очевидно же, — говорил Соколовский, — что о захвате кораблей во время штурма искусственной луны не говорили, потому что…
— Да что
Я так и не отправил Лиде сообщение.
После лекции мне казалось, что я отсидел больше часа на какой-то политической агитации. Я вышел с Виктором в коридор, всерьёз подумывая о том, чтобы прогулять следующую пару — Соколовский умудрился нас задержать, и до звонка оставалось меньше десяти минут, а мучиться ещё полтора часа, выслушивая очередные бредни теперь уже от другого титулованного профессора мне совсем не хотелось.
В толпе студентов у поточной промелькнула Лида — в своём тёплом свитере с широким воротником и заплетёнными в толстую косу волосами. Она спешила к лифту, однако, когда я вышел к лифтовой площадке, то её уже не было.
Завибрировал суазор.
Я взволнованно схватил его, развернул экран и увидел сообщение от матери:
"Я знаю, у тебя много дел сейчас, но загляни как-нибудь? Я так давно тебя не видела. Надо поговорить".
Я кивнул головой, как бы соглашаясь — мать уже давно звала меня в гости, — и даже всерьёз думал съездить к ней вечерком, но не поехал, провалявшись вместо этого на кровати в своей комнате в общежитии и перечитывая старые сообщения Лиды в сети.
62
Моя мать умерла спустя неделю после того, как сепаратисты разбомбили военную базу на искусственной луне. За всю эту неделю я ни разу её не навестил, хотя она не раз приглашала меня, а я не раз собирался.
У неё был ишемический инсульт.
Ни одно из многочисленных обследований, на которые она уговорила поликлинику, не показало каких-либо предрасположенностей; она даже не входила в группу риска. Однако как-то вечером она написала мне сообщение на суазор, заварила себе чая, поставила на стол корзинку с пирожными, как если бы ждала меня в гости, пригубила чай (чёрный, терпкий, с ромашкой, как она любила) и — неожиданно выронила чашку. Старомодная фаянсовая чашка с золотой каймой и фигурной ручкой, которую мать уже однажды разбила и склеила, старательно собрав все двенадцать осколков (кроме последнего, тринадцатого, оставившего маленькую щербинку на краю), раскололась прямо по линии склейки на три аккуратные, почти симметричные части. Ароматный чай впитался в ковёр.
Медики говорили, что мать прожила после инсульта ещё двенадцать часов.
Я представлял, как она лежала на боку, рядом с разбитой чашкой, согнув в коленях ноги и вцепившись зубами в большой палец на правой руке — прокусив кожу почти до кости, — как будто страдала от невыносимой боли. Её можно было спасти через час, через два, через три… Но она пролежала двенадцать часов, одна, в пустой квартире, пока свежие эклеры засыхали в корзинке на столе. А тело её обнаружили спустя ещё два дня.
Всё произошло случайно. Соседка решила заглянуть к ней в гости, однако мать не открывала дверь и не отвечала на звонки. Соседка не придала этому значения, но вернулась на следующий день. Матери по-прежнему не было в сети, к двери никто не подходил, и соседка связалась с домоуправлением, а те, недолго думая, вызвали полицию. Когда я приехал, дверь в квартиру была аккуратно снята с петель — вырезана из стальной рамы лазерным автогеном. В гостиной стоял запах. Мать уже грузили в чёрный мешок. Пирожные в корзинке по-прежнему лежали на столе.