Лифт Me Up
Шрифт:
– Девушка не уйдет без истории, смиритесь с поражением, искуситель из Вас никакой, - я беззастенчиво соврала, все еще продолжая убеждать себя в общественной важности выполняемой работы.
– Никогда, я останусь здесь и дождусь, пока жертва дойдет до кондиции. Если понадобится, сам изображу прецедент, но вытащу упрямицу с вечера. И поскольку я реквизировал бутылку шампанского, то дойду до кондиции теории правильной вечеринки раньше окружающих.
Бутылка шампанского – веский аргумент повернуться к своему собеседнику передом, а к Нью-Йорку задом. Он сидел у стены напротив и прикладывался к горлышку. Приглушенное освещение выгодно очертило его высокий лоб и скулы. Идея великого журналистского долга,
– Вас в детстве не учили делиться?
– Да, пожалуйста, - хмыкнул он и протянул бутылку. – Можно было и попросить, я бы не отказал, - он изобразил крайнюю степень обиженности, еще бы губы надул, ан нет, надул-таки.
Делать нечего, я присела рядом, что ни говори, а он скрашивает мое заточение в обители роскошных развлечений и напыщенного блеска. Мыслить пафосными предложениями – первый признак опьянения. Из гостиной послышались обрывки песни, слова, которые мне удалось расслышать «я знаю, ты сдашься»**, смутно напоминали прогноз на ночь грядущую. Я приоткрыла дверь, чтобы лучше расслышать, что бывает после того, как сдаешься, оказывается, после этого приходит «фантастическая страсть». Вот и славненько, главное, чтобы у моего таинственного соседа терпение раньше не оборвалось. Я улыбнулась.
– Нравится песня?
– Лирика – выше всяких похвал, да и музыка…так и тянет танцевать.
– Не вижу никаких препятствий, - он схватил меня за руку и оторвал от посиделок на полу. Мы повернулись к залу, чтобы лучше слышать музыку, и начали изображать нечто с бутылкой. Но мой партнер сообразил, что танго втроем – не наш случай, и избавился от лишнего. Он обнял меня сзади, положив руки на живот, и снова приступил к миссии совращения с пути истинного, нашептывая варианты более продуктивного отдыха. Я сдаюсь, шепчу что-то невнятное в ответ, его руки скользят по ткани платья, по коже, легкость шифона стирает грань, а меня лихорадит от порывов холодного ветра и жара вскипающей крови. Я согласна на все, потому что не понимаю, о чем речь, и в данных обстоятельствах мне решительно все равно. Лишь бы включиться в происходящее, сбросить с себя роль истязаемой и заставить его потерять ведущую роль.
– Мисс Декабрь, - выдыхаю я и сама не верю в собственную дурость. В тот момент, когда его горячее дыхание и вязкий шепот подталкивают меня шаг за шагом к побегу, когда я чувствую его губы у себя на шее, я должна бы стенать его имя, а выдаю краткое досье куклы, которая ссорится со своим кавалером.
– Что? – тягучий шепот срывается на хрип, когда он пытается озвучить его.
– Видишь девушку на кресле? – объясняю я бездушно-деловым тоном. И куда делась растекшаяся по полу дуреха? Достаю из-под кружева чулка телефон и жду, пока до боли знакомый профиль ее собеседника повернется ближе. – А ее сопровождающий на этот вечер - порядочный семьянин и кандидат в сенаторы Саймон Ньюланд.
– Возможно, ты что-то слышала о том, что эта вечеринка предполагает сдачу всех средств связи у входа? – он делает вид, что осуждает меня, но за холодностью тона я слышу восхищение мальчика, причастного к запрещенным игрищам. – Что если тебя словят с телефоном?
– Скажу, что забыла сдать, захлопаю ресничками, изобразив пример чистого и неподдельного непонимания, граничащего с кретинизмом. Всегда помогало.
***
Фотографии Саймона и его девушки Playboy освободили от дальнейшего пребывания на чужом празднике жизни, о чем мне напомнил новый знакомый. Я дождалась, пока он получит свой телефон, и тихо подтрунивала над тем, как он теряет терпение от медлительности парня из гардероба. Когда двери лифта открылись, он втолкнул меня внутрь и, отказавшись ждать четыре секунды, пока дверь сомкнется самостоятельно, нажал на кнопку автоматического закрытия. Я же потянулась
Он поднял мои руки над головой и положил ладонями на холодную стенку лифта, стоял близко, отрезая попытки к бегству. Сопротивление при задержании наказуемо. Провел рукой по бедру, сминая меж сжатых пальцев подол платья, задержался на рюшах белья, вспышка молнии содроганиями-разветвлениями пронзила мое тело, я судорожно вдохнула и расставила ноги, укрепляя равновесие, его рука опустилась вниз по внутренней стороне бедра стягивая нижнее белье.
– Это обыск при задержании?
– Это задержание за превышение лимита моего терпения, - сообщил самый томный представитель полиции, с каким мне только доводилось общаться. – Тебе никто не говорил, что нельзя назначать день стирки на важные великосветские приемы? – в его голосе появился едва сдерживаемый смех, он тут же взял себя в руки и загадочным тоном сообщил: - А то ведь много чего может случиться.
Я воспользовалась его излишней болтливостью и развернулась. Он держал в руках мои очаровательные трусы в солнышко. Еще бы не помирать со смеху. Для меня яркое белье сродни фетишу, для представителей противоположного пола проверка на стойкость и чувство юмора.
– Не стирка, дорогой мой, а натуральный шелк. Только попробуй с ними что-то сделать, до конца дней своих будешь снабжать меня нижним бельем.
Попыталась забрать предмет одежды, отвлекая его внимание поцелуем. Он ответил незамедлительно, жадно, страстно. Мучит мои губы укусами, сминает диким желанием. Интересно, на губах остаются синяки? Я тянусь к его руке, но он предупреждает маневр.
– Мне кажется, или кого-то задержали, дабы передать в руки правосудию, - он вернулся к преступлению и наказанию, руки Фемиды опять развернули меня лицезреть панель лифта, а потом развязали узелок на шее. Пока он расстегивал пояс-корсаж, я справлялась с остатками того, что крепило платье к груди.
Дальше происходящее все больше начало походить на безумие: его горячее тело соприкасается с моим, влажные поцелуи на затылке, шее, плечах, его пальцы властно распоряжаются моим телом, обоюдное желание разрывает воздух и ограниченное пространство лифта. Я хочу повернуться к нему, участвовать в хаосе дыхания и прикосновений, впиться в его губы, стать для него таким же мучительным сумасшествием, каким он является для меня сейчас. Хочу вернуть все сполна, но он решил наказывать меня до конца.
Единственное, чем я могу ответить – это движение бедрами. Я прижимаюсь к нему, насколько позволяет его авторитаризм, двигаюсь в танце, которому задает ритм наше дыхание, беспорядочное, без правил и законов, как музыка Брайана Ино. Приближаю кульминацию, прошу, умоляю, требую. Он расстегивает пуговицы, которые еще держат на мне бесформенный шифоновый кусок ткани, впивается пальцами в бедра, врывается в меня жаром и взрывом ощущений. Я принимаю умопомрачение вместе с алчным и непреклонным требованием довести наше движение друг навстречу другу до абсолютного исступления, неистовства криков до хрипоты и полного физического истощения.
– Я бы хотела напомнить о недостающем предмете нижнего белья. Была бы очень признательна, если бы ты вернул его, - все еще не в силах стоять на ногах, я оперлась об стену и в ожидании протянула руку.
Он лишь улыбнулся и свернул мои трусики в подобие носового платка в нагрудном кармане смокинга.
– Увы, я нашел им лучшее применение.
– Сударь знает толк в извращениях, - усмехнулась я и клацнула его на прощание. Надо будет на досуге «погуглить» фото и узнать имя любителя интимных похождений по лифтам.