Лигатура
Шрифт:
Осужденные по пятьдесят восьмой статье за всякие надуманные «политические преступления», прошедшие тюрьмы и лагеря Колымы и Дальстроя, после освобождения лишались семьи и дома.
В то время, то есть в марте сорок восьмого года директором нашего завода был Борисов Иван Тимофеевич, энергичный, умный и добрый человек.
Он был депутатом Верховного Совета СССР.
Когда он узнал, что
Я это не забыла и не забуду до конца жизни.
Прописку разрешили, и дедушка поступил на работу в авторемонтный завод кузнецом шестого разряда.
Жизнь мало радовала, так как дедушка скоро заметил, что за ним неотрывно следит работник КГБ. Это его доводило до того, что он покрасневший с приливом крови к голове падал на пол. Мне он сказал – не очень на меня надейся. Они не отступятся, пока я жив.
А вся вина его заключалась в том, что он выступил на собрании против репрессий.
Нервы его были до того напряжены, что однажды он чуть не убил человека. В сорок восьмом году он получил первую зарплату на авторемонтном заводе и вместе с сыном пошел отметить это в Барановскую столовую, которая вечерами превращалась в ресторан.
Незадолго до того было образовано государство Израиль.
Двое пьяных мужчин за соседним столиком что-то громко обсуждали, и с их стороны все время доносилось – Израиль, Израиль!..
Вдруг дедушка побагровел, подскочил к одному и закричал – я тебе сейчас голову сломаю! А в руках у него была откованная им в кузнице и завернутая в газету сапожная лапа, которую он нес домой, чтобы подшивать валенки.
С трудом Яша остановил отца…
Так мы продолжали жить до восьмого мая сорок девятого года, когда дедушка с дядей Яшей вместе с цехом, где я работала, поехали сажать картошку. Вечером его на грузовой машине привезли домой посиневшего, с тяжелым сердечным приступом.
В то время я была еще незнакома с болезнями сердца. Вызвала утром врача, она выписала ему лекарство, не установив диагноз, дала ему направление
Через два дня он пошел на ЭКГ в железнодорожную больницу, откуда его не отпустили, установив обширный инфаркт миокарда. Более двух месяцев он пробыл в больнице. Затем я забрала его домой, где он год болел.
Инвалидность я ему не оформляла, не хотелось лишний раз говорить кому-либо о том, что он был репрессирован.
Жили мы все на мою зарплату, все пятеро членов семьи.
Через год он вернулся на завод, но уже не в кузнечный цех, а слесарем.
Яша учился в институте, твоя мама в школе. При поступлении Яши в институт, я сама оформила ему автобиографию для того, чтобы он не был изгоем в институте. Ни ему, ни Ире я не указывала, где был их отец, чтобы они избежали гонений на детей «врага народа», как называли всех политических.
Дедушка работал, но все время чувствовал за собой слежку сотрудников КГБ.
Четвертого ноября пятьдесят первого года завод, на котором работал дедушка, организовывал вечер, посвященный празднованию Седьмого ноября.
В ночь на четвертое ноября в коридоре у дверей нашей квартиры я увидела лежащего пьяным человека. Я его еще пожалела.
Утром четвертого ноября мы с дедушкой как обычно ушли на работу, попрощались на 2-й Транспортной. Он пошел к себе на авторемонтный, я на завод Баранова.
Мы договорились, что в шесть часов вечера пойдем в Музкомедию, где должен был состояться вечер. Придя домой с работы, я все приготовила и ждала дедушку.
Прошло шесть, затем девять, десять часов, его все не было. Так, как он перенес инфаркт, я встревожилась и вместе с Яшей начала его искать. На завод он не являлся, в больнице и морге его не было.
Поиски я продолжала пятого, шестого, седьмого, восьмого, девятого ноября…
Десятого ноября я пошла в областное управление КГБ и получила пропуск к начальнику управления.
Меня направили к полковнику Огурцову, которому я заявила, что человек не иголка в сене и должен быть найден.
После некоторого раздумья он мне сказал – мы его арестовали, он у нас.
Конец ознакомительного фрагмента.