Лигатура
Шрифт:
Однажды на меня случайно налетел кто-то из блатных, задел плечом и вернулся в свою комнату. На мне была военная рубашка, купленная у Вохры. В одном кармане, вложенный в конверт лежал билет, в другом три рубля. Вечером, ложась спать, я ощупал карманы. Оба остались застегнутыми, но деньги из правого исчезли.
Деду во время взрыва повезло, он потерял только шапку.
Мне тоже повезло – через двенадцать лет я получил
После Красноярской ссылки он в двадцати четырех ученических тетрадях в клеточку крупным разборчивым почерком описал свою лагерную жизнь. Дал почитать бабушке…
По ее словам читать это было невозможно.
А вскоре из дома непостижимым образом пропала одна из тетрадей. Не желая испытывать судьбу, бабушка тем же вечером сожгла оставшиеся рукописи.
Только что прошел ХХ съезд партии, времена вроде начали меняться, но, обжегшись на молоке, дуешь и на воду.
Бабушка часто повторяла:
– Язык – это лестница, по которой враг входит в твой дом…
Мне достались только несколько страничек, сохранившихся в старых фотоальбомах.
В августе-сентябре сорок первого года в Омск из Запорожья были отправлены тысяча пятьдесят шесть вагонов и платформ.
С оборудованием и станками Запорожского моторостроительного завода им. Баранова в Омск приехали двенадцать тысяч работников и членов их семей.
За один день от станции по заболоченной местности проложили шестикилометровую железнодорожную ветку до площадки, отведенной под завод.
В эти дни в Белыничи вошли немцы.
В восемнадцатом году немцы уже были в местечке. Культурные, дружелюбные к местному населению. Среди немецких солдат было немало евреев. Что могло измениться за двадцать лет?
Из записных книжек деда:
Зимой 44-го меня неожиданно вызвали к начальнику лагеря. Ничего хорошего это не сулило. Но хоть на работу не пойду, подумал тогда. А мороз стоял страшный, пока колонну перед воротами пересчитают, пальцы на ногах отламывать можно.
– Напиши письмо, – говорит он мне.
– Письмо?.. – я даже не понял. Я же без права переписки. Уже пять лет в неизвестности, а слухи разные…
– Домой напиши, – повторил он.
Я бегом в барак, огрызок карандаша нашел и думаю: на какой адрес писать?! Написал родителям, в Белыничи…
И начал ждать.
Через неделю он меня снова вызвал и говорит:
– Не получилось передать. В Магадане все еще раз проверяют.
И вернул мне письмо.
О судьбе моей
В 1946 году, уже работая в Дальстрое на строительстве дороги, я отправил письма в Запорожье и в Белыничи, но ответа не получил.
А через год, в 1947 году мне неожиданно передали письмо моей племянницы Иры Загайтовой. После войны она посетила Белыничи. Там в сельсовете ей передали мое письмо с Магаданским адресом «до востребования».
Три дня я не спускался с нар, не ел, не пил. Хотел только умереть…
Потом меня ребята поддержали…
Двухэтажный краснокирпичный дом номер 9 на углу 3-й Транспортной и 6-й Линии, на два подъезда и двенадцать квартир строили японские военнопленные. Они же сложили первые полтора десятка домов заводского поселка.
Из привокзальных бараков, в которых жили рабочие эвакуированного завода перебраться в квартиры – в сорок третьем году это было круто…
Думаю, это и теперь было бы неплохо…
Бабушке с двумя детьми и старухой матерью, как специалисту- литейщику выделили двухкомнатную квартиру на втором этаже. Номер квартиры – пять. В ней были высокие потолки, тепло и много солнца даже зимой. Туда она меня собственноручно и принесла из роддома.
Где-то я и сейчас в ней живу.
Вот как она описывает жизнь нашей семьи во время войны:
«Люди очень неохотно нас принимали. Нас восемь человек поселили к одинокой женщине, муж которой был репрессирован. Она очень недоброжелательно относилась к нам.
Оставив семью, я купила несколько мешков картошки, достала дров и снова ушла на завод.
Семью поселили на Моховых улицах, ни номера улицы, ни дома, ничего я не запомнила.
Работать приходилось день и ночь. Отдыхали мы в сушилке, где сушится лес, в цехе номер восемнадцать. Там было влажно и жарко. Питались в столовой, где нас кормили очень солеными грибами. Когда оборудование все было разгружено, меня направили в отдел, где я конструировала планировку оборудования площадки цеха номер триста шестнадцать в тех пределах, которые были в наличии.
После этого меня назначили механиком по монтажу литейного цеха номер один. Корпус был еще без крыши, внутри копали котлованы для фундаментов под формовочные машины, печи и т.д.
Постепенно было установлено оборудование. В октябре – ноябре еще крыши на большей части цеха не было, формовочная смесь замерзала. Для обогрева посреди цеха установили железные бочки, где жгли кокс, и мы там обогревались.
Мне выделили комнату на Степной улице в квартире еще с двумя соседями. Стекол в окне не было и почти всю зиму мы окна завешивали одеялами, пока не остеклили.