Лихая гастроль
Шрифт:
Оставалось только додумать, сколько же может стоить подобное удовольствие. Ежели мамзельки у маман Пузыревой стоят рупь с полтиной, а с иными и вовсе можно было договориться за две бутылки шампанского, то мадам Анастасия Мальцева, по всему видать, в большой цене. Наверняка тут трешницей не отделаешься, а то и красненькую придется отдать. Как-никак все-таки российская знаменитость! А может быть, даже на целую двадцатку потянет. Уж как-то очень неудобно ей трешницу предлагать после всего того, что она проделала, довольно улыбнулся Евдоким.
Поднявшись, Евдоким выудил из кармана портмоне, но, на беду, кроме четвертного, ничего не оказалось.
Мадам
Тронув Анастасию Дмитриевну за плечо, Ануфриев произнес:
– Мадам Мальцева.
Женщина спала крепко – видно, прошедшая ночь дала о себе знать – и совершенно не желала пробуждаться. Евдоким Филиппович толкнул посильнее. Разлепив глаза, женщина некоторое время с откровенным недоумением взирала на склонившегося над ней молодого человека, после чего разочарованно произнесла:
– А-а, это ты…
– Кому же еще быть, коли не мне, – ответил Евдоким, малость обескураженный. – Здесь более и не было никого.
– Тоже верно, – резонно заметила мадам Мальцева. – Какой же вы, Евдоким, ненасытный, – придвинулась женщина чуток поближе. – Я еще глаза не успела разлепить, а вы уже опять за свое. Вот что значит настоящая страсть! Похоже, я совсем вскружила вам голову, бедный мой мальчик… Дайте я хотя бы приведу себя в порядок.
– Мадам Мальцева, я не о том…
– Вот как… Евдокимушка, что-то вы со мной с самого утра какой-то официальный. А помнится, минувшей ночью вы меня совсем иными словами называли.
– Это какими же? – обескураженно спросил Ануфриев.
– Лапушкой, например, – тонкие бледные руки легли поверх его ладоней. – И мне это очень нравилось. Помнится, даже признания разные делали, замуж настойчиво зазывали, – продолжала жеманно певица. – Вот я сейчас и раздумываю над вашими словами – а может, действительно мне за вас замуж пойти?
– Чего только спьяну не скажешь, – невесело пробубнил Евдоким. – А только, мадам Мальцева, я хочу спасибо сказать за оказанное блаженство. Это вам за доставленное удовольствие, – протянул купец четвертной билет. – Только надобно бы еще сдачи дать пять рублей. Я хоть человек и не бедный, а только разбрасываться рублями не привык. Деньги счет любят!
– Что?! – скинула с себя одеяло мадам Мальцева. – И это вы предлагаете мне? – брезгливо посмотрела женщина на протянутую руку.
– Ясное дело, вам, – обескураженным тоном протянул купец. – Здеся более и нету никого.
– Вы предлагаете мне? Самой Анастасии Мальцевой, песнями которой заслушивается вся Россия?!
– Ну-у, оно как-то…
– А только я хочу сказать, что меньше чем на сто рублей я не согласна!
Возмущению Евдокима Филипповича не было предела.
– О чем вы таком говорите, мадам Мальцева? Что в вас есть такого особенного, чего нет у других девиц? А все эти штучки, что вы со мной проделывали, мне известны еще от мамзелек маман Пузыревой. И они никак больше десяти рублей не
– Какая еще маман Пузырева?! Я знаменитая певица Анастасия Мальцева, «Чайка» российской сцены! И меньше чем на сто рублей не согласна!
– Экая вы фурия! – закачал головой обескураженный Ануфриев. – Стало быть, по-вашему, четвертной и не деньги вовсе? Ведь полкопейки фунт хлеба стоит! Это сколько же можно всякого товара купить на такие капиталы!
– Я не купчиха, чтобы считать, а только мои прелести подороже стоят!
– Вот только я не приметил в них особой дороговизны. А чтобы грузчикам четвертной заработать, им приходится все лето горбиться, мешки тяжелые таскать, а вы за одну ночь такие деньжища захотели! Сотенную вам подавай! Ежели с каждой девицей я по сотенной стану расплачиваться, так без портов останусь.
– Ах, так! – Телеса оперной певицы пришли в волнительное движение. – Тогда я песню про вас бесстыдную сочиню, запишу ее потом на пластинку и продам по всей России! Пусть тогда народ над вами потешается! Пусть же все знают, какой вы мошенник и подлец, будете знать, как женщину обманывать. Приедете вы в свой город, а там из каждого граммофона песня будет звучать:
Девки голосистые звонко поют, —
затянула оперная дива, —
Ворюге Ануфриеву спать не дают. Раньше гуляла я в зеленом саду, А теперь с подлецом и мошенником Ануфриевым никуда не пойду!
– Что за баба такая досталась! За такие деньги мамзельки маман Пузыревой меня месяц обслуживать станут. А еще и водкой поить будут!
– Запомните, я вам не какая-то там маман Пузырева! – уперла женщина в бока руки.
– Возьмите! – вытащил Евдоким Ануфриев сотенную. Кто знает, может, и в самом деле способна ославить, тогда честным людям на глаза не покажешься. – И больше я вас не знаю, мадам Мальцева!
Подхватив лежавшую на стуле шляпу, Евдоким Филиппович вышел в коридор и быстрым шагом затопал в свою каюту.
Глава 10
СЕКРЕТНАЯ ДЕПЕША
Пошел уже четвертый месяц, как Григорий Васильевич Аристов заступил в должность начальника сыскной полиции Москвы. Первое ознакомление с московскими делами ввергло его в небывалое уныние. Необычайно низок был процент раскрываемости преступлений, в особенности тяжких. А полученная статистика была такова, что имелась тенденция к ухудшению обстановки.
Сыскной аппарат представлялся необычайно громоздким и выглядел весьма неэффективным. Надзиратели сыскной полиции в своем большинстве были люди преклонного возраста и больше были озабочены размером предстоящей пенсии, чем процентом раскрываемости преступлений. Велико было и количество агентов-осведомителей, получавших значительное государственное жалованье. И у Григория Васильевича имелись веские причины предполагать, что основная часть выделенных средств оседает в карманах надзирателей. Большинство надзирателей и чиновников по особым поручениям работали на своих местах не один год, прекрасно зная криминогенную обстановку в районе, но ничего не делая к ее улучшению. А иные настолько прижились на своих местах, что у них с разного рода преступным элементом выработались дружеские отношения. Именно через них происходила утечка информации о готовящейся облаве в неблагополучных районах; именно они предупреждали держателей притонов о полицейской засаде. Так что без откровенной корысти со стороны чиновников здесь не обходилось. И Аристов всерьез намеревался покончить со служебными злоупотреблениями.