Лихие. Депутат
Шрифт:
— Люди интересуются, Хлыст, — слово взял Лакоба как самый старый и выдержанный из всех. — Вот как так получается, что ты заработал там, где остальные потеряли? В непонятках мы.
— Это объяснить легко, — ответил я, добавив свою струю в клубы табачного дыма, в которых едва можно было разглядеть перекошенные от любви ко мне лица товарищей по нелегкому ремеслу.
— Ну, попытайся, — ответил старый вор. — А мы послушаем.
— Понимаешь, Лакоба, — начал я. — Тут люди собрались умные и фартовые, и разговаривать я с вами буду как с умными. Потому как умные, но нефартовые сейчас лежат на Ваганьковском кладбище, а нефартовые и глупые…
—
— Так я продолжу, — ответил я, пристально глядя на напряженных людей, за каждым из которых стояли десятки бойцов, банки и бизнесы. — Когда я прочитал в газете курс на конец июля, то подумал, что все это попахивает безумием. Сто концов за полгода! Сто! Не три, на пять и даже не десять! Да что это за бизнес такой у кучерявого? С чего у него такой прикур идет? Компьютеры? Так я в теме — нет там такой доходности. Может валюта? Да, подорожала, но тоже рядом даже нет таких процентов.
Я обвел взглядом стол. Вкурили? Вроде бы начинают догонять.
— Может золото?
Дождался общего кивка, продолжил.
— Тоже мимо — не имел дело этот Мавроди с голдой. И подумал я. Кидалово это в чистом виде. И вы тут все до одного об этом знали. Или догадывались. Я же не зря сказал, что вас всех умными людьми считаю. Поэтому я использовал газетку по назначению и решил, что пора уносить ноги. Я просто пошел и закрыл свой вклад, как в сберкассе. Ко мне какие предъявы?
— Ты туда с КАМАЗом пошел свой вклад закрывать, — обвиняюще сказал кто-то, но прозвучало это совершенно неубедительно.
— Ну, с КАМАЗом, — не стал отпираться я. — Человек я серьезный, и с суммами серьезными работаю. А когда ты узнаешь, сколько мне налогов с этого отдать придется, заплачешь со мной вместе. Еще одни КАМАЗ нужен. Мне уже замминистра финансов позвонил и сказал, что лично проверит мою декларацию и поступление денег в бюджет. А поскольку прописан я в Лобне, то там местный глава на радостях сначала ушел в запой, а потом начал присматривать виллу на Канарах.
По залу зашелестели разговоры, а люди в малиновых пиджаках всех оттенков, с цепями различной толщины и в часах, стоящих как детский садик в провинции, морщили лбы и пытались найти аргументы, почему я все-таки остался им должен.
— Люди недовольны, Хлыст, — высказался, наконец, Северянин. — Они считают, что ты тему порушил. А раз так, то они получить с тебя должны.
— Я эти претензии не принимаю, — ответил я. — Но если люди хотят с меня получить за то, что я с кидал свое забрал, милости просим. Я готов обосновать всем вместе и каждому по отдельности. Я по всем понятиям прав, а если кто-то от жадности берега потерял, то это его собственные трудности. Если кто-то еще думает, что есть волшебная коробочка, куда положил бакс и вытащил сто, то я тут ни при чем. Не бывает таких коробочек. Или бывает, но очень недолго. Так что тех, у кого ко мне претензии остались, жду. Забивайте стрелку, перетрем. Я не Береза, прятаться не стану. А вообще, я бы посоветовал кучерявого в оборот взять. Думаю, с него полегче будет получить, чем с меня.
— Мавроди приняли уже мусора, — хмуро сказал Лакоба.
— Я думаю, скоро выпустят, — кивнул я ему. — Он паренек головастый. Вот-вот заявит, что раз его посадили, он ничего отдать никому не сможет.
После этого разговор сошел на нет. Люди тут и правда собрались умные, и мой тонкий намек восприняли верно. Северянин, которого прямо из Штатов поставили смотрящим по Москве, с покушением на Березовского обосрался, а устранение Джорджа нашего Сороса уже вошло во все бандитские учебники. Исполнено оно было отчаянно смело, чисто, и даже виновные уже оперативно найдены, и дают показания. Но тут никто следствием заниматься не собирался. Все всё понимали на раз, только воздух понапрасну не колыхали. Ибо чревато это при нашем образе жизни.
Я попросил Коляна проехать через Варшавку и там остановиться. Черная туча из озлобленных людей клубилась вокруг длинного трехэтажного здания за номером двадцать шесть. Мавроди уже сидел в Матросской тишине, а за него отбивалась какая-то тетенька, что-то оравшая в мегафон. Периодически включались песни Высоцкого, что придавало происходящему вид коллективного помешательства — «чуть помедленнее кони, чуть помедленнее…». Поскольку Мавроди не было, на амбразуру бросили какую-то антикризисную контору. А сам герой, судя по тому, что рассказывало радио в машине, строчил приказы прямо с тюремной шконки и обещал, что все отдаст, как только выйдет. Видимо, ситуацию пытались как-то разрулить, потому что у входа люди почти что уже передавили друг друга насмерть, а сзади подъехала инкассаторская машина. Началась выдача мелких денег… Я вышел из машины, глянуть на исторические события. Охрана засуетилась, попыталась выстроить «свинью» вокруг меня. Идти в толпу? Идиотов нет.
— Юрец! — услышал я голос, наполненный безнадежной тоской. — Ты где, братан?
— Да тут я! — замахал руками парень, стоявший метрах в десяти от входа.
— Я к тебе! — крикнул первый, и я встал на цыпочки.
Невысокого, щуплого паренька подняли двое крепких парней и поставили на плечи тех, кто стоял впереди. Там, неподалеку от входа, даже сопротивляться такому бесчинству не могли, только громко матерились и угрожали переломать ноги. А паренек, взявший с собой охапку чужих акций, пошел по плечам и головам, пачкая одежду и лица людей пыльной обувью.
— Охренеть! — только и смог сказать я, увидев, как люди, сдавленные со всех сторон, даже за ногу его схватить не могли, и паренек добрался-таки до своего дружбана и кое-как сполз вниз. Счастливчиков запускали по одному и выпускали так же.
В принципе все было понятно. Адский ад.
— Валим в офис! — кивнул я Коляну. — В ближайшие несколько дней по Варшавке не езди. У меня плохие предчувствия.
— Сергей Дмитриевич! — услышал я перепуганный голос в трубке. — Главный редактор газеты «Делец» Петров. Мы с вами познакомились недавно на фуршете в Думе. Можете дать комментарий, как председатель бюджетного комитета?
Охренеть не встать. Секретный телефон моего сотового пошел в массы. Пора менять?
— В связи с чем? — лениво спросил я, беря время для того, чтобы подумать. Я прекрасно знал, что именно он хотел услышать.
— Я про историю с МММ.
— Ну как же! — ответил я, когда идея окончательно сформировалась. — Да тут совершенно нечего комментировать. Обычная пирамида, мошенническая схема, ориентированная на отъем денег у самых обездоленных. У тех, кто отдал этим жуликам свою трудовую копейку. И она такая не одна…