Лихие. Депутат
Шрифт:
Штырь был силен даже сейчас, в одурманенном состоянии, и убийца изрядно умаялся, пока держал извивающееся тело. Но вскоре ноги парня дергаться перестали, и он затих, уставившись в пустоту стеклянным взглядом. А его убийца встал, набросил простыню на верхнюю грядушку и завязал на узел. Теперь он положит тело в петлю и закрутит его что есть мочи. Удавиться на простыне — дело непростое, оно вдумчивого подхода требует. Но этот пациент так хотел умереть, что у него все получилось.
Доктор Симаков Дмитрий Сергеевич шел домой. Устал он как собака, работы по горло навалилось. Сегодня денек у судмедэксперта получился презабавный: в Бутырке подследственный удавился, став на ментовском
Симаков шел насвистывая. Из-за таких моментов, щекочущих нервы и интеллект, он и любил свою работу. У него старая, еще советская школа. Их учили на совесть. Э-эх! — горестно вздохнул доктор. — Скорее бы на пенсию, до нее всего-ничего осталось. Платят копейки, да еще и с задержкой. В холодильнике мышь повесилась. Слава богу, хоть жена понимает его. Она у него золото. Двадцать пять лет душа в душу прожили, двух детей родили.
Он позвонил в дверь, лень стало ключи искать.
— Что с тобой? — удивился он, видя, что любимая жена стоит ни жива ни мертва. — Галя, ты заболела?
Его супруга растеряла девчоночью стройность, но все еще привлекала мужское внимание пышными формами. Дурацкая химическая завивка никогда ему не нравилась, но разве женщину переспоришь? Это же модно. Да и макияжем Галя любила злоупотреблять, и сейчас он был размазан по ее заплаканному лицу. Она даже не подумала пойти умыться, и под глазами застыли потеки туши.
— Дима! — заревела она, уткнувшись ему в плечо. — Мне страшно. Они приходили! Они прямо сюда пришли!!!
— Да кто «они»? — Дмитрий Сергеевич сел на табурет в кухне, с недоумением и ужасом разглядывая пачку долларов на столе.
— Я не знаю! — истерически взвизгнула Галя. — Бандиты какие-то. Меня один прямо у двери встретил. Огромный, ростом больше двух метров! Глаза как пуговицы! Мертвые у него глаза, Дима. А рожа какая! Я так испугалась, что даже крикнуть не смогла. А он пистолет к моему лбу приставил и сказал, что если я хоть звук издам, он мне мозги вышибет.
— Что он хотел? — спросил доктор, едва вытолкнув слова из пересохшего горла. — И что это за деньги?
— Он сказал, что это тебе, — всхлипнула Галя. — За внимательность. Он хочет, чтобы ты не делал глупостей, Дима, — горько сказала любимая жена. — Сказал, что тот человек повесился, и чтобы ты правильное заключение выдал. Иначе…
— Иначе что? — прошептал Дмитрий Сергеевич.
— Иначе он опять придет, — в голос зарыдала она. — Только больше ничего говорить не будет. Они все знают, Дима! Даже где наши дети учатся! Они нас на дне моря найдут. Он так сказал!
— Он называл их имена? — Симаков встал, взял жену за плечи, легонько встряхнул и посмотрел в ее заплаканные глаза. — Он назвал номер школы? Или еще хоть что-то? Может, он просто соврал!
— Я не хочу это проверять! — завизжала Галя и замолотила кулаками по его груди. — Не хочу! Тебя не было здесь! Ты его не видел! Он нас убьет! Убьет! Сделай, как он хочет! Ну что тебе стоит?!
Глава 3
Выглядели пацаны откровенно дерьмово. Есть много способов измучить человека так, чтобы не осталось следов. Ну, или почти не осталось… Например, тебя суют в пресс хату, а там устраивают весёлую жизнь. Какой бы ты ни был Брюс Ли, Чак Норрис и Арнольд Шварценеггер в одном флаконе, тебе все равно долго не продержаться. Тебе требуется есть, пить и посещать парашу. А еще тебе хоть иногда нужно спать. И так уж получается, что даже если ты оказался невероятно крутым бойцом, и уработал всех своих сокамерников, радоваться тебе ровно до отбоя. Потому что именно тогда, когда ты, гордящийся эпической победой, смежил усталые очи, для тебя и начинается все самое интересное. То, для чего тебя в эту хату и засунули. Там сидят не люди, а звери, ссученные твари, которым придет хана на любой зоне. Если приходит малява, что ты «шерстяной» и плющил других арестантов, то судьба твоя незавидна. Даже опускать не станут, просто убьют.
Вот такой вояж между пресс хатой и одиночкой проделали все наши пацаны. Зачем одиночка? Да чтобы синяки сошли и моча стала снова желтой, а не красной. Но отдохнуть там не получится, потому что камера круглые сутки залита слепящим светом, а бдительный вертухай будит арестанта, как только видит, что тот начинает клевать носом. Несколько дней такой жизни, и у человека едет крыша — никаких «шерстяных» не надо. Он впадает в тревожное забытье, но не спит. Сиделец симулирует жизнь, но не понимает ни черта из того, что происходит вокруг — человек просто сидит на табуретке и хлопает глазами, как какая-то дурацкая кукла. Потому что лежать ему тоже не позволяют. До самого отбоя.
Органы дознания не принимались за моих людей на полную катушку, и на то имелась веская причина. Адвокаты били во все колокола, угрожая международными организациями, а потому и методы дознания использовались щадящие. Избиение в камере за пытки не проканает, а лишение сна еще надо доказать. Мало ли что арестованный плохо выглядит. Так, СИЗО не курорт, оно еще никому здоровья не добавило.
Именно поэтому, когда братву выпустили, я их лично встретил и повез не домой, а в один подмосковный санаторий, где снял номера на чужие фамилии. Там уже накрыли столы, затопили баньку, но, как выяснилось, все это было зря. Ребята отрубились прямо в машине и просыпаться не желали ни в какую. Храпели так, что стекла дрожали.
Я плюнул и оплатил девчонкам из Советской еще сутки. Пусть тоже отдохнут и наберутся сил, они им скоро понадобятся. Когда-нибудь пацаны проснутся и захотят наверстать упущенное.
А дела пошли все веселее и веселее. Я-то, наивный, думал, что с выходом братвы и со смертью Штыря все закончится, но я ошибался. Ничего не закончилось. Со страниц желтой прессы вдруг начала литься грязь в мой адрес, а странное самоубийство в СИЗО смаковалось так, как будто снова убили Кеннеди. А потом около дома появились журналисты, и я опять остался один. Ленка ушла сама и забрала дочь. Она не выдержала всего этого. А я никак не мог понять, что происходит, пока в дверь не постучался мой собственный руководитель СБ. Точнее, наполовину мой…