Лихое время
Шрифт:
– Чо вылупился? Зенки не выпадут, паскуда!
– Посторонись, дядя! – с деланым весельем выкрикнул Баташев, дабы перебороть смущение от насмешки Гадаскина, и мимо отшатнувшегося Бизина нырнул в избу. Загремели сапоги по половицам. Следом с крыльца поспешила и Анна, волоча за руки маленького Кешку и Вальку, громко заплакавшую ни с того ни с сего. Катерина снова скрылась в бане, но ее лицо тут же забелело в мутной стеколке окошечка.
Насупленный Мишка Спешилов нехотя направился к телеге, на которой приехали Цупко и Бизин.
Еще через полчаса Ашихмин и Попов амбары, сарай-конюшню, баньку, погреб и большую избу для приезжих обшмонали, выставив во двор понятым единственного постояльца Спешиловой – старого охотника Митрича из Акши, караулившего артельное добро. Остальная артельная братва уже четвертый день толклась в Чите, выправляя бумаги-договоры на предстоящий сезон охоты: белку-соболя бить, потом менять на съестные и охотничьи припасы.
Агенты уголовного розыска выволокли коровье мясо, свежую шкуру несчастной буренки, сложили все на телегу, привязав к ней и двух коньков, про которых Цупко так и не нашелся чего пояснить.
Овса не нашли, чему внимательно следящий за обыском Бизин, тихо устроившийся на приступочке под крыльцом, немало удивился.
Он попытался незаметно привлечь внимание Цупко, чтобы подучить туповатого приятеля, как выкручиваться на допросе, но Филипп ничего не видел и не слышал, юля подле Гадаскина.
– Иосиф Исакович! Гляньте! Вот так улов!
Из избы на крыльцо выбежал Баташев, взмокший от шурования в подполье. Он держал в руках полузамотанную в рогожную мешковину, сально лоснящуюся смазкой винтовку.
Следом показалась из сенок помертвевшая Анна.
– Ого! Винтогез! Тгехлинейка! – воскликнул, картавя больше обычного от возбуждения, Гадаскин. – Вот так да! Ну, Цупко, полные кганты выходят, а? А ну, дай гляну! – Протянул руку к винтовке, которую Баташев уже окончательно выпростал из рогожи. – Хм, вполне. Ну что, гожа уголовная, полный наговог, говоришь, на тебя? Что молчишь, паскуда?! Твоя винтовка?!
Цупко со всего маха рухнул на колени:
– Начальник! Не губи! Истинный крест, не мое это, не мое! Да чтоб мне! Партизан один поберечь велел, для охоты! Не мое, ей-богу, к маменьке не ходи, нача-а-альник!..
– Не скули, сволочь жигная! Партизан один… Вгешь, гад!
Гадаскин занес над Цупко винтовочный приклад.
– Колись, сука!
– Не вру, господин хороший, не вру! Григорием звать, а фамилия… Запамятовал!
– Вспомнишь, сучье отгодье! Вспомнишь! Попов, ну-ка, вгежь ему пару горячих казачьей подружкой!
– Бурдинский, Бурдинский евонная фамилия, Егорша Бурдинский!
– Ха, сразу память прорезалась! Так Егорша или Григорий? А? – поиграл нагаечкой Попов.
– Егорий…
– Смотри, чтоб с тобой медвежьей болезни не приключилося, орелик! И откуда же это
– Дык, попросил по-приятельски, партизанили вместе…
– Охо-хо-ха-ха! Эко, бляха муха, как завегнул! – Гадаскин заржал и согнулся от смеха почти вдвое. – Цупко! Блядь стагая! С тебя пагтизан…
– Помогал я! Продуктишками, вещички опять же…
– Ты, сука, к пагтизанскому гегойству не пгимазывайся! – вздернул с земли за грудки Филю Гадаскин, бешено вращая белками. – Мгазь уголовная! Помогал он! У-у! Зашибу, паскуду!
Он оттолкнул Цупко и повернулся к Ашихмину с Поповым.
– А кто мне говогил, что своего человека на заежке заимели? Вот это говно? Это?!
– Так… это… – откашлялся Ашихмин. – В прошлый раз он нас на контрабанду навел…
– Увел, а не навел! – Гадаскин зло сплюнул в сторону Цупко. – Фуфелей подставил! Небось тех, что самому ему мешали, а главную добычу, гад, стогоной пгопустил! Не так, а, вошь тифозная? Так небось!
– Век воли не видать, начальник! – истерично застучал кулачищем в гулкую грудь Филя. – Землю ем – без фуфла сдал! Как на духу! Эх-ма, к маменьке не ходить, справедливости не дождесси, заформачили, как последнего фрайера!..
– Слыхал, Михаил, рулады? – засмеялся Ашихмин, подмигивая Баташеву, удивленно уставившемуся на рыдающего Цупко. – Циркач, каких поищи! А по блатной музыке, ишь, собаку съел, да не одну! Ладно, хорош тут представление разводить!
– И то, – кивнул Гадаскин. – Давайте-ка тгогаться будем. Значится, так! Этого агтиста, – ткнул пальцем в Цупко, – связать и на телегу! Стагичка, котогый вон на пгиступке затаился… Эй, ты, стагый пень! – крикнул он Бизину. – Понял меня давече? То-то…
Снова обратился к своей команде.
– Стагичка, хег с ним, пока отставим, толку с него… Да, пусть наша уголовная гожа сразу сухаги захватит и бельишко. За один только винтогез ему на нагах до-олго обитать! Слышь, пес, живо дуй в хату, но без глупостей! Собирай майдан, пагаша по тебе скучает! Баташев! Пригляди за агестованным!
Гадаскин снова покрутил обнаруженную винтовку, клацнул затвором, провел пальцем по вырезанным ножом на прикладе буквам: «Г. Б.». Что-то заставило его нахмуриться и пристально посмотреть в спину Цупко, обреченно направившемуся в избу.
Но тут и Филипп вдруг остановился и, чуть не сбив своей тушей Баташева с ног, – к Гадаскину, с шепотком:
– Гражданин начальник, на два слова, разговор секретный имеется… Переговорить ба, без постороннего уха…
Жалкий лепет медведеподобного Филиппа производил комичное впечатление. Милиционеры засмеялись, но Гадаскин оборвал:
– Тихо! Пущай уж до жопы колется!
– Мне надо с вами тока…
– Ну?
– Пройдемте в избу, сподручнее вопрос обговорить…
– Ага, пегеговогы у нас под белым флагом!