Лихорадка
Шрифт:
Когда Клэр предлагает провести нас по дому с экскурсией, Мэдди вцепляется в стол. Она решительно отказывается двигаться с места, хотя всего мгновение назад не желала отпускать меня. Мне никогда не понять эту девочку. Я оставляю ее сидеть за столом, где она задумчиво грызет печенье.
Клэр ведет нас с Габриелем вверх по лестнице, мимо игрушек и рисунков, мимо пианино с липкими клавишами на первом этаже. Второй этаж — это почти одни только спальни, но в гостиной на стене висит доска и стоит около пятнадцати стульев, для занятий школьного класса.
Мансарда — это третий этаж. Потолок повторяет скосы крыши, тут есть двуспальная кровать, туалетный столик и отдельная ванная. Здесь ночует Клэр. И это единственная комната, не заваленная детскими вещами. А еще на полу брошен матрас, заправленный простынями и накрытый тощим стеганым одеялом. Он лежит под витражным окном, которое наполняет комнату теплыми розовыми и желтыми бликами.
— Когда кто-то из малышей серьезно болен, я укладываю их спать тут, со мной, чтобы ухаживать за ними, — говорит Клэр.
Здесь, наверху, какофония из звуков рояля, детских криков и шума дырявых труб становится далекой и приглушенной. Больше всего на свете мне хочется рухнуть на двуспальную кровать Клэр и заснуть. Или хотя бы на время отключить мысли.
Но мы с Габриелем будем спать на втором этаже, на толстом стеганом пуховом одеяле, которое при необходимости превращается в матрас. Мы можем оставаться в доме, при условии что станем помогать. Увидев мое обручальное кольцо, Клэр решила, что мы женаты и захотим быть вместе, хоть и дала нам ясно понять, что супружеские отношения были бы неуместны, поскольку в окружении такого количества ребятишек уединиться невозможно. Плюс к тому ночевать мы будем в спальне Сайласа. Мэдди же может разделить постель с теми, кто ей понравится: детей здесь больше, чем постелей, и они привыкли жаться вместе. Однако у меня возникает подозрение, что если Мэдди не отыщет себе отдельного уголка, то в итоге будет спать с нами.
Спальня Сайласа на самом деле скорее чуланчик, в который помещается только кровать. Мы расстилаем одеяло, и оно занимает весь пол. Когда Сайлас переступает порог и обнаруживает, что мы заняли все свободное пространство, вид у него совершенно не радостный, но он говорит:
— Ужин будет через несколько минут. После этого не стесняйтесь, мойтесь. — Он морщит нос, словно мы самые вонючие существа на этой планете. — А потом у нас отбой.
За ужином я не ощущаю голода, а после короткого душа начинаю чувствовать себя лучше. На мне выношенная до полупрозрачности пижама, но она удобная и мне впору. Я стараюсь не вспоминать о белом свитере, связанном Дейдре, который сейчас натянут на сгорбленное морщинистое тело мадам.
Габриель забирается в постель рядом со мной. Волосы у него влажные. Какое-то время мы лежим в темноте, глядя вверх и ни о чем не разговаривая. В доме шумно: Сайлас (он старший из воспитанников, примерно мой ровесник) и Клэр укладывают сирот спать. Похоже, эта процедура требует хорового
— Извини, — говорю я.
Голос у меня напряжен, глаза щиплет от подступающих слез.
Габриель ворочается.
— За что ты извиняешься?
За что? Я толком не знаю. Не могу сказать, что жалею о том, что утащила его за собой из особняка. Оказаться сейчас одной… одна эта мысль меня просто убивает. Более того, я бы тревожилась за него, оставшегося в полном одиночестве в подвале ужасов Вона, среди трупов моих умерших сестер по мужу.
— Все должно было быть не так, — говорю я.
Какое-то время Габриель молчит, а потом с явным удивлением спрашивает:
— А у тебя были планы на то, как все будет?
— Нет, — признаюсь я. — Я думала, мы доберемся до дома, а там меня будет ждать брат. Я думала, что, может быть… Не знаю. Я думала, мы будем счастливы. Теперь я понимаю, насколько глупо это звучало… теперь, когда абсолютно все пошло не так.
— Стремиться к счастью не глупо, — возражает Габриель.
Молчание затягивается так сильно, что я уже думаю, не заснул ли он. Но тут Габриель интересуется:
— И что теперь?
— Найду брата, — отвечаю я. — Начну искать рядом с домом. — Это слово неожиданно больно ранит меня. — Сначала проверю фабрики, узнаю, кем он мог работать, пока меня не было, не дал ли он кому-то знать, что уезжает.
Это не похоже на образ действий моего брата. Кроме меня, он никому не доверил бы сведений о своей жизни. Но больше у меня нет зацепок.
— Ладно, — говорит Габриель. — Я пойду с тобой. А сейчас мы постараемся поспать, хорошо? Ты начинаешь меня тревожить.
Раз он делает мне одолжение и подыгрывает, разрешая надеяться на нечто явно бесперспективное, я притворяюсь, будто засыпаю.
Дом затихает, и я слышу, как скрипят доски пола: это Клэр ходит у себя наверху. Сайлас в темноте проскальзывает к себе в спальню и ухитряется не наступить на незнакомцев, которые оккупировали его пол. Когда он проходит мимо нас, капли воды с его только что вымытой головы падают мне на лицо.
Габриель поворачивается на бок, спиной ко мне. Сейчас, когда наркотик покинул его тело, дыхание у него размеренное и тихое.
Пружины кровати Сайласа скрипят, затихают на какое-то время, а потом скрипят снова. Я слышу, как шуршит его одеяло. Мои попытки притвориться спящей явно не обманывают его, потому что спустя какое-то время он шепотом спрашивает у меня:
— Грейс действительно жива или вы так сказали, чтобы не расстраивать Клэр?
— Это была правда, — шепчу я в ответ. — Мы перелезали через ограду, а она отстала. Но она дружила с одним из охранников, думаю, он не допустит, чтобы с ней что-то случилось.