Лик Победы

Камша Вера Викторовна

– Почему нет? – Ворон вновь занялся камином. Его очередной любовницей стала жена престарелого алатского посланника. Госпожа Евгения Ругьяди ходила в лиловом и благоухала померанцами и полынью. Непривычно и красиво, она вообще знала толк в благовониях. И в мужчинах.

Мечты о прекрасной даме были прерваны отнюдь не прекрасным кавалером. Дядюшка Франсуа был в стеганом ночном халате и колпаке, но желание хихикать у Марселя пропало при первом же взгляде на побледневшую физиономию. Дипломат, не дожидаясь приглашения, налил себе вина, залпом осушил стакан и требовательно

взглянул на Рокэ:

– Герцог, что вы знаете?

– Многое, – признался Алва, – у меня для нашего времени вполне сносное образование.

– Я говорю серьезно.

– Разумеется, – Алва пошевелил угли в камине, – большинство дипломатов иссушающе серьезны. Впрочем, вы держите неплохого повара, значит, ничто человеческое вам не чуждо.

– Вы хотите, чтобы я первым произнес ключевое слово? Извольте. Что вы знаете о покушении?

– А было покушение? – Алва наконец соизволил обернуться. – И на кого же?

– На вас!

– Опять? – на лице Ворона проступило неподдельное отвращение. – Эти убийцы на удивление докучливы и тупы. Кажется, уже можно понять, что у них ничего не получится.

– Возможно, убийцы и докучливы, но я их понимаю. Рокэ, вы можете говорить серьезно?

– Вы напоминаете мне покойного кардинала. Так кто, где и когда меня убивал на сей раз или это удовольствие еще только предстоит?

– То есть вы утверждаете, что ничего не знаете?

– Вовсе нет. Слова «я знаю только то, что ничего не знаю» принадлежат какому-то древнему бедняге. Я о себе несколько лучшего мнения… Хорошо-хорошо, граф, я вовсе не хочу, чтоб вас сразил удар. О покушении на мою столь многих удручающую персону мне ничего не известно. Если угодно, могу произнести любую из известных мне клятв.

– В таком случае вам будет небезынтересно узнать, что цветы, которые вы во время мистерии должны были преподнести принцессе Елене, были отравлены. Если бы не ваш трюк с лилиями, мы бы с вами сейчас не разговаривали, а у Фомы осталась бы всего одна дочь.

– И как же стало известно об этом кошмаре?

– Служанку, которой Елена отдала ненужную корзинку, нашли мертвой. Налицо все признаки отравления. Фома вне себя от того, что не знает, кого казнить, и надеется узнать у вас.

– Я бы посоветовал ему бросить монетку. Дракон – Гайифа, решка – родственники.

– Рокэ, во имя Создателя, почему вы заменили лилии?

– Вы будете смеяться, – зевнул Алва, – но я терпеть не могу поддельных цветов. Тем более надушенных. Нет, от каких все же мелочей зависит успех отравителя… Вам налить?

– Наливайте! Хуже не будет.

– Разумеется. Будет лучше. Граф, мне нужна ваша помощь.

– Неужели?

– Отсутствие писем из Талига становится удручающим. Я не имею в виду официальные рескрипты, их более чем достаточно.

– Вы хотите послать кого-то в Талиг? К кому? К графу Савиньяку?

– Я хочу, чтобы вы написали на меня донос. Если, разумеется, вы этого до сих пор не сделали.

Глава 6

Эпинэ

«Le Cinq des ^Ep^ees & Le Chevalier des ^Ep^ees & Le Sept des Deniers» [97]

1

Мокрые

черные стволы, поредевшая рыжая листва, каштановая кожура на траве. Хорошо, что сегодня нет дождя. Робер Эпинэ с надеждой глянул на небо – оно было высоким, синим и почти чистым, только над самой головой серебрились перистые облака. Ночью снова будет заморозок, и это прекрасно. Что может быть лучше конной атаки по примороженной, звенящей земле?! Теньент королевской армии Робер Эпинэ узнал это в Северной Придде девять лет назад.

97

Пятерка Мечей, Рыцарь Мечей и Семерка Динариев.

Отгоняя непрошеные воспоминания, Иноходец хмыкнул и послал Дракко вперед. О чем думал Рамиро Алва, открывая ворота Кабитэлы? Скорее всего, ни о чем, вернее – о том, как исполнить то, на что решился.

Над головой что-то возмущенно застрекотало. Сорока! Матильда их терпеть не может и правильно делает… Сорока – не птица, сплетник – не человек.

– Монсеньор! – любопытно, капитан когда-нибудь спит или отложил отдых на «после победы»?

– Что-то случилось?

– Вы опять уехали один!

– Мне надо было подумать, – и не хотелось никого видеть, но командующий повстанческой армией обречен таскать за собой исполненный отваги хвост.

– Каковы будут приказания?

– Проедемся до Эр-Огюст. Хочу глянуть на лагерь Манрика.

– Я в вашем распоряжении.

– А что с Дюварри? Сегодня его день.

– О, ничего особенного, – сдержанно произнес Никола.

– А «не особенного»?

– Леон Дюварри проиграл пари и был вынужден раздеться ниже пояса и сесть в муравейник. Теперь он не может ездить верхом.

Леворукий и все кошки его, ну и олух! В бою от таких больше хлопот, чем проку. А таких – большинство! Рассчитывать можно на тысячу человек, от силы – на две. Остальные не умеют ни воевать, ни хотя бы подчиняться. Казароны, как есть казароны! Шуму много, а толку…

– Что за пари? – холодно поинтересовался Робер, заворачивая коня.

– Дюварри побился об заклад, что из восьми пистолетов подстрелит восемь сорок, но подстрелил только одну.

– Пусть утешается тем, что я знаю лишь одного человека, которому такое под силу. И это не я. «Пушки» готовы?

– Да, монсеньор. Издали ни за что не догадаешься.

– Будем надеяться.

Может, новоявленный маркиз Эр-При и проглотит наживку. Если не удосужится проследить, откуда у повстанцев взялась тяжелая артиллерия. Разрубленный Змей, поверили же кагеты, что под набросанными ветками скрываются волчьи ямы, не подумав, что у Алвы не было времени их копать.

К сожалению, Робер о Леонарде Манрике знал мало. В больших войнах тот не участвовал, по крайней мере в качестве военачальника, но это ничего не значило – Робер тоже армиями не командовал, так что здесь они были равны.