Лик Победы

Камша Вера Викторовна

Святой Алан, как же это?! Они спешили на помощь, а им не рады? Эти южане думают Леворукий знает о чем, а не о Талигойе.

– Им нечем гордиться! – обиделся Ричард, хотя Удо и Рихард были в том же положении, что и он. – Южане дважды бросали нас на произвол судьбы. Если б они поддержали отца или вашего брата, мы бы были свободны.

– Ты только Роберу это не говори, – нахмурился Удо. – Если кто и пришел на помощь Эгмонту Окделлу, то это Морис Эпинэ.

– Да, – смутился Дик, – конечно…

– Господа, – молодой южанин в черном плаще не улыбался, – граф Агиррэ просит к себе господ

Борнов.

– Благодарю, – Удо подмигнул Дику и, пропустив брата вперед, последовал за порученцем. Повелитель Скал вздохнул – навязывать свое общество полковникам и капитанам корнет не может. Будь он оруженосцем Альдо или Робера, с ним бы обращались иначе. Ничего, в бою он покажет, чего стоит. Скорей бы сражение!

– Дуглас…

– Что?

– Долго еще?

– Наберись терпения. Робер хочет шугануть Манрика под вечер, а сейчас нет и полудня. Мы еще успеем выспаться.

2

Укрепленная опушка выглядела внушительно. Впереди – подобие вала с баррикадой из срубленных деревьев, укрепленной легкими пушками. Дальше, у самого леса – вторая линия: завалы из бревен и нечто, издалека весьма похожее на тяжелые батареи. По крайней мере, проехав от оврага на левом фланге до подступающих к лесу холмов на правом, Робер едва сам не поверил, что каким-то чудом разжился артиллерией.

Иноходец надеялся, что замеченный им расфуфыренный всадник, в окружении офицеров осматривавший позиции повстанцев, во-первых, был Манриком, а во-вторых, дал себя обмануть. Во всяком случае, действия королевских войск говорили именно об этом. Не успели Агиррэ и его люди скрыться из глаз, как «фламинго» принялись вытаскивать из лагеря артиллерию.

Устанавливать орудия – дело небыстрое, королевские артиллеристы провозились часа три, но к полудню все было готово. Тяжелая батарея встала в центре развернувшейся вражеской линии, легкие пушки выдвинулись вперед. Ламброс из Гайифы, без сомнения, расположил бы их ближе к лесу, но маршал Леонард, к счастью, и впрямь был осторожен.

Первый залп застиг Робера еще в лесу. За деревьями глухо рявкнуло, сидящий на бревне крестьянин вздрогнул и выронил ложку – он как раз собирался перекусить.

– Да не дергайся ты, – прикрикнул расположившийся рядом усач, – сюды не долетит.

Ответ обладателя ложки Эпинэ слушать не стал. Тяжелые пушки грохнули снова, мелкие пока молчали. Еще бы. Оттуда, где их поставили, стрелять по лесу – только порох изводить. Стенобитные бьют дальше, но из-за деревьев наводчики не видели, попали или нет.

Чугунные ядра падали наземь, попадали в деревья, ломали кусты и, без сомнения, причиняли огромные страдания законным обитателям леса Святой Мартины и их небесной покровительнице.

Обстрел окончательно погубил поврежденный Леоном Дюварри муравейник, распугал всех сорок, а белок, зайцев и травяных мышей заставил панически отступить на противоположный край рощи. Бревнам на лафетах и засевшим в глубине леса крестьянам обстрел урона не наносил. По крайней мере пока.

Конечно, будь у Манрика не десять, а шестьдесят орудий, он бы снес опушку вместе со всеми баррикадами, «пушками» и вороньими гнездами, а так… Пусть лупит в белый

свет, как в «яблочко», и да здравствует осторожность, особенно чужая!

Эпинэ, не удержавшись от искушения, помахал шляпой королевским войскам, выстраивающимся двумя линиями под прикрытием батарей, и тут же поймал укоризненный взгляд Карваля. Поднявшая было голову радость издохла на месте. Чтобы скрыть смущение, Робер рявкнул на расположившегося слишком близко к опушке недоросля и поскакал на правый фланг, где развивались стяги Повелителя Молний и Раканов.

На холмике под знаменами все было спокойно. Гаржиак умудрился занять Альдо азами линейной тактики, хотя, говоря по чести, сюзерену следовало это знать. Хотя бы в теории, тем более что Манрик действовал в строжайшем соответствии с фундаментальными трудами фельдмаршала Гаунау Рейнгольда Пфейхтайера, что изрядно облегчало задачу повстанцев.

– Они ожидают фронтальной атаки из леса или попытки конной атаки из-за холмов в обход своего левого фланга, – объяснял Констанс Гаржиак, и сюзерен с умным видом кивал. – На левом фланге у них сосредоточено достаточно конницы, чтобы предотвратить подобный удар, хотя тут все зависит от командующего. Если вы помните битву при Каделе…

– О, Робер, – просиял Альдо, – а что ты знаешь о сражении при Каделе?

– Спроси Ричарда, – посоветовал Робер, бросая поводья кому-то из порученцев. – Он обожает старые битвы.

– Ты прав, – вздернул подбородок сюзерен, – за нами не прошлое, а будущее.

– Я проверю своих людей, – Констанс Гаржиак коротко поклонился и вскочил в седло.

Сюзерен проводил его взглядом:

– Я был с ним любезен. По твоему совету, между прочим. Возможно, он и не дурак, но человек неприятный.

– Быстро же ты забыл Хогберда… Ладно, скажи, только честно, ты понимаешь, что тут происходит?

– Честно? – сюзерен потер переносицу. – Нет. И это довольно досадно.

– Бери трубу и смотри на «черно-белых». Видишь, пехота развернулась в линии? Сейчас их две, но может быть и больше. Длинные линии вместо колонн позволят Манрику использовать преимущество в числе мушкетеров. Это сказалось бы, попри мы на них в лоб. На флангах у мушкетеров – колонны пикинеров. Их дело – при необходимости быстро выдвинуться вперед, развернуться и прикрыть стрелков от нашей атаки, а пока они не должны закрывать мушкетерам обзор. Судя по построению, Манрик к решительным действиям не склонен. Думаю, он хочет выждать.

– И долго они будут так торчать? – вопросил Альдо, опуская трубу.

– Чем дольше, тем лучше, но вряд ли больше двух часов.

3

Обход получился не просто глубоким, а очень глубоким, и все равно до вечера оставалась уйма времени. У деревеньки Важоле устроили привал, чему Дик был искренне рад. Утреннее возбуждение улеглось, и юноша понял, что устал, причем сильно. Еще бы, ведь их рывок из Сакаци в Эпинэ был сплошной гонкой.

Альдо хотел ехать еще быстрее, меняя коней, но Борны его отговорили. Братья, как и Дик, были не в силах расстаться со своими лошадьми и утверждали, что несколько дней ничего не меняют. Они ошибались: в Эпинэ счет шел на часы.