Лик Победы
Шрифт:
Кто бы спорил, только не она, но до Алвасете еще надо добраться, а дорит – вытащить из дворца.
– Бернардо, – Луиза воровато оглянулась, но теньент честно стоял у кареты, – мне надо увидеть Хуана, очень надо.
– Он вернется послезавтра, – повторил Бернардо, – он недалеко, у него дела. Фрамбуа, есть такой маленький город или большая деревня. Хуан и Антонио дождутся или конца, или приказа соберано. Я скажу им, что приходила дора Луиза, что она здесь, а должна быть далеко. Хуан знает, что делать.
Кто бы сомневался. Что ж, ее дело – притащить девиц сюда, а дальше дело Хуана. Если будут
– Я приеду послезавтра, – твердо сказала Луиза, – с доритами.
– И правильно, – разулыбался Бернардо, – я поймаю дорите Селине морскую звезду. Белую, как молоко. Она ее высушит, положит под подушку и увидит во сне жениха.
Въездной мост подгнил, вода во рву застоялась и зацвела, а дом стал хмурым и неприветливым. Раньше Лаик не казалась Роберу угрюмой, наверное, потому, что он был молод. Повелитель Молний самолично отвел заартачившегося Дракко на конюшню и пристроил рядом с отвернувшейся от зерна Соной. Обычно спокойная и ласковая, кобылица дрожала и злобно косилась на сгребавшего навоз конюха. Чем бедолага не угодил мориске, Робер не понял, но у лошадей и женщин свои взгляды на жизнь. Эпинэ, как мог, успокоил возмущенную красавицу и отправился к сюзерену. Альдо восседал на массивном столе, еще недавно принадлежавшем капитану Лаик, и изучал какой-то фолиант. При виде Робера принц поднял голову:
– Надо же, – на лице Альдо расцвела почти забытая бесшабашная улыбка, – сколько знакомых, и ты в том числе.
Эпинэ пригляделся и узнал переплетенную в свиную кожу Книгу святого Фабиана, в которой четырнадцать лет назад расписался унар Робер Эпинэ, присягая чтить Создателя и Фердинанда Оллара. Сколько клятв он успел нарушить за прошедшие годы и сколько еще нарушит?
– Как тебе «жеребячий загон»? – Иноходец подошел к окну и задрал голову, разглядывая багровеющее небо, в котором отчего-то не было ни единой вороны. – Лошадям здесь не нравится.
– Мне тоже, – кивнул сюзерен. – Сколько лет прошло, а аббатством до сих пор несет. Хорошо хоть не торквинианским. Сейчас придет Люра, у него новости из Олларии.
– Пусть приходит, – махнул рукой Робер, – тем более от нас это не зависит.
– Робер, – нахмурился Альдо, – мне не нравится твое настроение, не все так плохо.
– Да? – поднял бровь Эпинэ. – А мне вот надоело изображать плывущее по течению бревно. Да еще перед водопадом.
– Успокойся, – прикрикнул принц, – никакого водопада не будет. Мы возьмем Олларию и пошлем всех помощничков к кошкам. Я все продумал.
– Звучит пугающе.
– Да ну тебя, – Альдо и не подумал обидеться, – трус нашелся. Лучше подумай, про кого мы забыли?
– Про морисков? – предположил Эпинэ, продолжая разглядывать тополя. – Или про холтийцев?
– Мы забыли об «истинниках», – сюзерен молитвенно сложил руки на груди и рассмеялся. – Я объявлю Талиг эсператистским, натравлю Агарис на гоганов и подпишу мир с Гайифой, Дриксен и Каданой. Пусть забирают Ноймаринен и северный Надор, зато я подстрелю
– Закатные твари, – не удержался Робер – и долго ты думал?
– Как только узнал, кто такой Люра. До коронации его придется потерпеть, ничего не поделать, но потом – шалишь. Как думаешь, когда ждать следующих достославных?
– Леворукий их знает. Если они поверили, что Вукрэ в Гальтаре, время у нас есть.
– Точно, – просиял Альдо, – а когда рыжие заявятся, мы скажем, что нашу часть договора исполнили, а про Вукрэ знать ничего не знаем, пусть ищут.
– А если найдут?
– Робер, – засмеялся сюзерен, – нельзя от каждого куста шарахаться. Подумай сам, как они найдут? Ары нет, Залог у нас, и вообще все их угрозы – ерунда чистейшей воды. Мы клятву нарушили? Нарушили и еще как, но живы и здоровы. И будем живы и здоровы, потому что Раканам гоганское колдовство не страшно. Стали бы они за нами бегать, если бы были сильнее?
– Не знаю, – пожал плечами Робер. – Енниоль хотел не силу, а первородство.
– Доэсператистское старье он хотел, – Альдо захлопнул Книгу святого Фабиана и небрежно бросил рядом с собой. – Вспомни, как достославный в Матильдину шкатулку вцепился, а «первородство» – сказки для дурачков.
– Хорошо, Альдо, я тебя понял, – спорить бесполезно, что делать – неизвестно, разве что пулю в сердце, но это не выход, это предательство.
– Но тебе это не нравится.
– Не очень, – честно признал Робер, – но это долгий разговор, а сейчас явится Люра со своими новостями. То есть уже явился.
Мерзавцы бывают самыми разными. Господин Люра относился к мерзавцам лощеным, любящем до самозабвения не только себя, но и свои усы, мундиры и сапоги, не говоря уж об орденах и перевязи. Этим генерал-перебежчик изрядно напоминал маршала Пэллота, и Робер искренне надеялся, что рано или поздно Симон Люра разделит судьбу своего именитого предшественника. Пока же с генералом приходилось быть вежливым. У Альдо это получалось хорошо, у Иноходца хуже, а у Пуэна и Карваля с любезностью было вовсе плохо. Люра, впрочем, предпочитал косых взглядов не замечать. Видимо, гоганы велели с Первородными и их свитой не ссориться, и от этого было еще противней.
– Ваше высочество, – генерал учтиво подмел пол желтыми перьями, – счастлив видеть вас и господина маршала в добром здравии.
– Садитесь, Симон, – кивнул Альдо, – что вы думаете о Лаик?
– В свое время меня признали недостойным унарского плаща, – сверкнул зубами Люра, – я был вне себя от горя, но теперь рад, что избежал этой могилы. Удивительно неприятное место.
– Мне оно тоже не нравится, – согласился сюзерен, перебираясь со стола в кресло. – Так что у вас за новости?
– Их несколько. Боюсь, первая вас несколько расстроит, зато остальные должны исправить положение.