Ликвидация последствий отстрела негодяев
Шрифт:
– Пока ни в чём, – без улыбки ответил Соломонов. – Следствие покажет. Возможно, вы допустили утечку секретной информации, что привело к потере контроля над ситуацией в подземном бункере Лавецкого, и мы потеряли доступ к вещественным доказательствам преступления командующего. Прошу сдать дела.
– Кому?
– Мне, – сказал второй гость Соломонова, которого Барсов не знал.
Мужчина выглядел добродушным участником ток-шоу, каких нынче много на телевидении, но глаза его вдруг на миг стали колючими и оценивающими, словно у эксперта-психолога в
– Генерал Перекопов, – представил его Соломонов. – Вы свободны, товарищи.
– Я тоже? – на всякий случай спросил Барсов.
По губам Перекопова скользнула тонкая улыбка.
– Сдавайте дела преемнику, – добавил Соломонов. – Из города просьба никуда не выезжать до окончания расследования. Обоим необходимо заполнить протокол о хранении гостайны. Всего хорошего.
Барсов и Гаранин повернулись и вышли, унося на спинах кирпичи взглядов присутствующих.
В коридоре полковник повернул голову к Вениамину и сказал бесстрастно:
– Узнал второго?
– Н-нет, – сказал Барсов. – По-моему, ни разу с ним не встречался.
– Перекопов – бывший начальник службы охраны президента, он и руководит «Прикрытием».
– Вы его знаете?
– Знал… когда-то.
– У него взгляд как у рентгеновского аппарата. Нам надо его бояться?
– Посмотрим.
К идущим по коридору мужчинам подошли двое парней одинаковой комплекции и в одинаковых серых костюмах.
– Товарищ полковник, – сказал один из них с виноватым видом, – нам приказано сопроводить вас домой.
Барсов перехватил взгляд Гаранина и понял, что с этого момента и у него, и у командира начинается веселая адреналиновая жизнь.
Композиция 3. Пенсионер на распутье
Подмосковье
Ева встретила его так, что Калёнов забыл и о Лавецком, и о заговоре, и своих болях в груди, причиной которых были мощные удары генерала, оказавшегося резидентом не какой-то стандартной зарубежной спецслужбы, а Бильдербергского клуба, организации, о деятельности которой было сложено множество легенд и слухов и которая на самом деле представляла собой тайное мировое правительство.
Заметив, как он морщится, Ева развила бурную деятельность: свозила его на рентген в ближайшую поликлинику Вереи, где выяснилось, что рёбра у Калёнова целы, хотя гематом насчитывалось чуть ли не с десяток, потом в аптеку за лекарствами, и уже в девять часов утра он, сонный и чистый после душа, лежал в кровати и пил горячий чай с кизиловым вареньем.
Впрочем, Ева не дала ему уснуть, переодевшись в халатик, подчеркивающий её прелести, и он не удержался, притянув женщину к себе, когда она заботливо поправляла на нём простыню. У неё были впечатляющие груди, от которых Калёнов сходил с ума (признаваясь себе в этом). В ее тридцать пять лет они поднимали халат двумя зенитными ракетами, и удержаться, чтобы не погладить их, было невозможно. Калёнов и не сопротивлялся своему желанию, не выпуская Еву
Потом он уснул и проспал до вечера, пока она не разбудила его, подав чашку горячего пунша.
– Пей, это придаст тебе…
– Силы? – очнулся он.
– Смысла жизни, – рассмеялась она.
Проснулось желание жить активно.
– Предлагаю пообедать.
Ева снова залилась смехом:
– Уже семь часов вечера.
– Ничего себе поспал! – Калёнов подхватился, закружил Еву по комнате, не обращая внимания на боль в синяках, но вынужден был отпустить, услышав звонок смартфона.
Звонил Барсов, интересовался, как здоровье, положили его в больницу или нет.
– Не положили, – ответил Максим Олегович, забираясь в бытовой блок с ванной и туалетом. – Отделался ушибами и ссадинами, через пару дней буду как новый. Добрались до бункера?
– В шахту рухнули обломки лифта, надо выгребать их наверх, а это всё-таки сто метров глубины. Понадобится время. – Барсов помолчал. – Но у нас любопытные новости.
Пришло ощущение беды:
– Плохие?
– Пока не знаю. Меня и полковника Гаранина отправляют в отставку, ГОН расформировывают, дело Лавецкого передают «Прикрытию».
Калёнов сел на унитаз, поражённый словами майора.
– Служба безопасности президента…
– Так точно. Я еду на базу, потом расскажу подробности.
– Не нравится мне это.
– Мне тоже. – Связь прервалась.
Калёнов выключил мобильный, посидел, размышляя, какие силы сдвинули колесо истории, переводя стрелки решения проблемы заговора на иные рельсы, залез под душ и с наслаждением вымылся, едва не сдирая кожу жёсткой губкой. Вылез из ванной задумчивый.
– Что это с тобой? – удивилась Ева, увидев его красное лицо. – Кипятком мылся?
Он коротко рассказал женщине содержание речи Барсова.
– Ну и что? – пожала Ева плечами. – Это их дела, нас они не касаются.
– Как сказать…
– Как ни говори, мы в спецназе Росгвардии не служим. Нечего рассуждать на эту тему. Веня позвонит и всё объяснит. Предлагаю пойти поужинать в ресторан. Ты как?
Калёнов почувствовал голод и перестал думать о последствиях странного решения командования Росгвардии о ликвидации ГОН.
– Я – за. Куда пойдём?
– Ты лучше знаешь Верею, ты и предлагай.
Калёнов почесал в затылке.
Он жил в Верее более пятнадцати лет, но в ресторанах и кафе небольшого городка на реке Протве бывал редко, предпочитая готовить еду дома. Тем не менее знал пару неплохих заведений подобного рода и назвал одно из них:
– «Бородино» подходит?
– Ну и название! – фыркнула Ева. – Уж не в честь ли сражения названо? Надеюсь, французы нам не преградят дорогу?
– Хорошее кафе.
– Ты там был?
– Дважды, – признался Калёнов.
– С девушками?