Ликвидация
Шрифт:
Он быстро сунул Жмыху в руки «штайр» и несколько ТТ. Тот растерянно взглянул на них, стараясь не выронить.
— У тебя сколько классов? — деловито поинтересовался Гоцман.
— Пять, то есть три.
— Аж целых три, Мотя! — восхитился Давид. — Ты должен скнокать… — Он выхватил у задуренного Жмыха ТТ: — Вот это чей?
— Н-не знаю…
— Во-о-от!.. А это чей? — Он сунул ему под нос «штайр».
— М-мой, — неуверенно проблеял Мотя.
— А почему ТТ не взял? К нему ж патроны легче достать…
— Так
Якименко, давясь хохотом, замахал на него руками:
— Ой, Мотя, я умоляю, не смеши! Саня-Сам-Не-Знаю волыну и в глаза не видел!
— Та у него там цельный ящик был! — вскинулся Жмых, обидевшись, что ему не верят.
Гоцман мучительно наморщил лоб, пытаясь что-то припомнить.
— Постой! — протянул он. — Я за того Саню думаю или…
— Ну, Саня!.. Катала с Мельниц!.. С Дальних которые…
— И где он ливеруется? — быстро спросил Гоцман.
— В барбуте на Екатерининской… Будто вы не в курсе, — пожал плечами Жмых. — У Клавы-Одиночки. Я им наколол двух фраеров из заготконторы. Сегодня вечером должны шпилить…
Мельком Давид взглянул на Кречетова. Судя по тому, как непонимающе вертел головой майор, голова у него шла кругом от темпа, в котором разворачивались события, и от обилия незнакомых слов, которыми наперебой сыпали вор и оперативники…
— В очко или в козла? — продолжал дожимать Гоцман.
— В покер.
— Смотри ты, какой интеллигэнт, — с издевкой протянул Гоцман. — А с кем до пары?
— Клава-Одиночка и банкует… — Мотя Жмых растерянно помотал головой, будто возвращая мозги на положенное природой место. — Давид Маркович, так я не понял — а шо за те стволы?
— Ой, Мотя, лучше за них не думай, — устало махнул рукой Гоцман.
Низко опущенная над круглым столом лампа под красным абажуром бросала яркий сноп света на зеленое сукно. Ишь ты, и сукно где-то ж себе нашли, с усмешкой думал Гоцман, тасуя колоду. Новенькая была колода, судя по всему, немецкая. Он раскинул карты веером, рассеянно глядя на пухленькую Клаву-Одиночку, стоящую у стены, на щуплого, элегантно одетого Саню-Сам-Не-Знаю, со скучающей миной сидевшего напротив. Двое работников заготконторы сидели, как велено, положив руки на стол, и тихо потели в своих серых пиджаках, больше всего мечтая провалиться сквозь землю. Отчетливо тикали ходики на стене. Якименко диктовал Тишаку протокол обыска.
— Ручки-то у вас грамотно подвешены, гражданин начальник, — не без иронии подал голос Саня-Сам-Не-Знаю. — Вам бы шпилить, ходили бы в козырях…
— Вот у меня был на фронте комвзвода, так той был мастер — да! А я так, на семечках, — с усмешкой отозвался Гоцман, разглядывая колоду. — …А карты-то крапленые.
— Так то не наши. То его. — Саня ткнул пальцем в одного из граждан в серых костюмах. Тот смущенно опустил глаза и покраснел еще больше.
— А как же вы их обуваете? — искренне
Клава-Одиночка с презрительной усмешечкой на полных губах взяла со стола новую колоду, сорвала обертку. Перетасовала не глядя и молниеносно сдала. Гоцман глянул в карты и рассмеялся: у гражданина в сером было каре, а у Сани — флэш-рояль.
— И много слили? — отсмеявшись, спросил Давид.
— Десять тысяч, — буркнул гражданин в сером. Якименко, прервавшись, протянул руку к Клаве. Та равнодушно извлекла из лифа плотную пачку синих червонцев, протянула ему.
— Леша, вези этих фраеров до нас, сними показания, а завтра передай деньги вместе с бумагами ихнему начальнику.
— Не по-джентльмэнски это, Давид Маркович! — Саня-Сам-Не-Знаю подпрыгнул на стуле от возмущения. — Это ж честный куш!
Гоцман присел боком на край игрового стола.
— Шо деньги, Саня? Деньги — мусор. К тому же разные они все время, деньги эти. Сегодня червонцы, завтра леи, послезавтра рейхсмарки, а там опять червонцы… А жизнь — одна. Тебе вышак маячит, Саня, вот о чем мозгуй. Ты где думал, когда «тэтэшники» людям загонял?.. С них убиты четыре человека. А это вышка.
— Так не докажете же, Давид Маркович, — усмехнулся Саня.
— Я и доказывать не буду, — мягко ответил Гоцман. — Просто отдан приказ за те ТТ расстреливать на месте. Сам маршал Жуков приказал.
— Ой, Давид Маркович, я умоляю… — снисходительно протянул шулер.
Вместо ответа Гоцман неспешно извлек пистолет, железной рукой сгреб Саню со стула и поволок его в коридор. Оперативники недоуменно переглянулись.
— Давид Маркович!— чуть слышно просипел Саня. — Так же ж нельзя!
— Приказали, — почти сочувственно отозвался Гоцман. — Сам маршал Жуков… Извини.
До Сани наконец дошло, что это не шутка. Лицо Гоцмана было холодным, на скулах набухли желваки. Щелкнул предохранитель. В руке у Гоцмана был ТТ, только вытертый до белизны…
— Иди до стенки.
На подгибающихся ногах Саня дошел до крашенной пупырчатой зеленой краской стенки. Дальше идти было некуда. Наступила тишина. И в этой тишине Саня понял, что ему просто до ужаса не хочется умирать.
— Не оборачивайся, — раздался сзади голос Гоцмана.—А то в лицо брызну.
И Саня, услышав этот ледяной деловитый голос, упал на колени и пополз, протягивая вперед руки:
— Это Писка! Ему продал какой-то хорошо больной, в форме капитана… Только не стреляйте, Давид Маркович!
— Чекан, что ли? — Гоцман продолжал целиться ползущему Сане в лоб.
— Сам не знаю… — Саня заплакал.
Его узкое лицо стало внезапно усталым и старым, изрезанным морщинами. Он закрыл его руками. На тыльной стороне одной из них была еле видна старая татуировка — три туза, пронзенные стрелой, знак шулера.
Гоцман еле заметно качнул стволом в сторону комнаты — шагай, не задерживай.