Ликвидация
Шрифт:
Присутствующие сдержанно посмеялись.
— Какие будут предложения? — оборвал веселье маршал.
С места поднялся первый секретарь горкома Кумо-ватов:
— Я уже несколько раз предлагал товарищу Омельянчуку арестовать всех авторитетных воров города. Обезглавить преступность и взять их, так сказать, в заложники… Сделать это просто, потому что все уголовные авторитеты хорошо известны руководству УГРО. Но товарищ Омельянчук отказывается.
— Взять разом — это хорошо, — кивнул Жуков и повернулся к Омельянчуку: — Почему не сделано?
— Так как?.. — растерянно выпалил тот.
—
— Нет, а за шо ж я их буду сажать? — У Омельянчука от растерянности пропал даже трепет перед Жуковым.
— «За шо»? — передразнил Маршал Победы. — За яйца!..
По кабинету снова прокатился верноподданнический смешок. Гоцман, глядя на бледного как полотно Омельянчука, вновь ощутил то самое, жуткое возле сердца… Не вовремя… Он глубоко вдохнул, задержал дыхание.
—А это кто еще глаза пучит? — как во сне услышал он пренебрежительный голос Жукова. — Что — жарко? Ты кто?
Гоцмана словно подбросило с места невидимой пружимой.
— Начальник отдела УГРО по борьбе с бандитизмом подполковник милиции Гоцман.
Что-то мелькнуло в глазах Жукова. Он узнал человека, который вернул ему украденные с руки часы.
— А-а… — неопределенно протянул командующий. — А что ты думаешь, подполковник, о предложении первого секретаря горкома?
Гоцман вздохнул, опустил глаза на красную скатерть, которой был покрыт стол для совещаний. Руки городского прокурора выбивали на столешнице нервный танец. Гоцман решительно ответил:
— Согласен с товарищем Омельянчуком… Будет за шо — посадим. Как положено по закону.
— Разрешите, товарищ Маршал Советского Союза? — донесся с дальнего конца стола голос майора МГБ Максименко. — Хочу доложить, что вчера товарищ подполковник обещал расстрелять бандита без суда и следствия. А теперь вот… защищает социалистическую законность.
— Это что за история? — нахмурился Жуков.
— Виноват, — не спрятал глаз Гоцман. — Надо было надавить… Как-то само сорвалось.
— Надавил?
— Так точно.
— Результат был?
— Так точно.
— Во-от! — удовлетворенно заключил командующий. — Надавил — и есть результат! Мне результат нужен, подполковник! Надо расстрелять десяток-другой бандитов — стреляй! Но порядок обеспечь! — Лицо Жукова покрылось багровыми пятнами, подбородок угрожающе выпятился.— Мне нужен порядок! И он будет!.. Чем думаешь накрыть авторитетов? — оборвал он сам себя, снова обращаясь к Гоцману.
— Никак, — негромко ответил тот. — Нельзя их брать, товарищ Маршал Советского Союза. Только людей разозлим… Будет закон — будет и порядок. А так такой геволт получим…
— Отставить треп! — угрожающе рявкнул маршал. — Я спрашиваю, как — будете — брать?
— Товарищ Маршал Советского Союза! Та те же ж немцы и стреляли, и в печах сжигали, а шо получили?..
Брови Жукова подпрыгнули вверх. Присутствующие в ужасе замерли.
— Ты что, подполковник, охренел?! — клокочущим от ярости голосом произнес маршал. — Ты меня… с немцами сравниваешь?!
— Никак нет, товарищ Маршал Советского Союза. Это ж я для примера…
— Для примера?! А ну, для примера, пошел вон отсюда…
Под бешеным взглядом Жукова и оторопелыми
— Как взять авторитетных воров разом — всем думать, — произнес он, обводя кабинет взглядом. — Времени даю — до утра. Свободны…
Переодеваться в управлении Гоцман не стал, сразу поехал домой. Шальной трамвай, непонятно с чего задержавшийся на линии, со скрипом и скрежетом вез его сквозь позднюю ночь, и немногочисленные пассажиры не рисковали заговорить с уважаемым Давидом Марковичем или спросить, как у него дела. Во-первых, он был не в пиджаке, галифе и кепочке, как обычно, а в красивой белой форме с орденскими планками и белой фуражечке, а во-вторых, под глазами у Гоцмана было как углем намазано. Он стоял на задней площадке, отвернувшись к окну, и тяжело, нехорошо дышал.
Машину, ждавшую его у арки родного двора, он узнал сразу. Это был обычный крытый фургон на базе полуторки. В Одессе их называли почему-то «Соньками-Дримбами». На борту этой «Соньки» было крупно, красиво написано «Рыба». Гоцман даже улыбнулся про себя, ведь рыбу возят в цистернах, а не в фургонах. И еще подумал, что до войны «Соньки-Дримбы» были поскромнее, серого или черного цвета, а сейчас их начали красить ярко, зазывно, а у этой так и вовсе нарисовали сбоку подобие сома с большими усами. Наверное, потому, что война окончилась, а следовательно, жить стало лучше и веселее, и такие грузовики должны вызывать у граждан чувство бодрости и душевного подъема.
Ярко вспыхнули фары, слепя Гоцмана. Он непроизвольно поднял руку, загораживая лицо от света.
— Давид Маркович Гоцман? — официально осведомился вышедший из кабины полуторки майор МГБ Максименко. — Прошу проехать с нами…
Глава тринадцатая
Несмотря на глубокую ночь, коридоры следственной тюрьмы УМГБ по Одесской области жили насыщенной жизнью. То и дело в сопровождении конвоиров проходили арестованные, с непроницаемыми, замкнутыми лицами, пробегали озабоченные офицеры с папками в руках. Мощные электрические лампы, забранные, как и все здесь, решетками, освещали все неестественным, жестким светом. Тяжело захлопывались за людьми металлические двери. И этот стальной гул долго висел в воздухе…
Дежурный лейтенант, прохаживавшийся вдоль коридора, сразу узнал в арестованном, которого вели два сержанта конвойных войск МВД, известного всей Одессе Давида Марковича Гоцмана. Правда, выглядел он весьма непривычно и даже странно — чисто выбритый, в белом кителе с подполковничьими погонами, синих форменных брюках, заправленных в начищенные сапоги. Да и шел он, взяв руки назад, как больше пристало ходить его клиентам. Но лейтенант недаром служил в органах государственной безопасности. Он знал, что ничему в этом мире удивляться не следует. Сегодня человек предатель, а завтра, глядишь, и герой. А бывает наоборот, и еще как бывает. Наглядный пример тому, видимо, был сейчас у него перед глазами. Органы зря никого не трогают — это лейтенанту было известно очень хорошо. Если бы дела обстояли иначе, он, вероятно, избрал бы для себя другой род занятий…