Ликвидатор. Книга вторая. Пройти через невозможное. Исповедь легендарного киллера
Шрифт:
Дверь открылась на одну треть, ограждённую стопором безопасности, свет внутри, по сравнению с ярким коридорным, показался совсем приглушённым и не таким прозрачным, хотя, как оказалось позже, курящих здесь не было. На пригласительный жест руки офицера, я ответил учтиво-шутливым реверансом и, собрав всё сознание в точку, нырнул в полутьму. Что-то подсказало, что нужно вести себя не как принято среди бывалых, а оставаться самим собой, чего, в принципе, я и придерживался всегда, за исключением вынужденных моментов экстремальной направленности.
«Добрый вечер, господа», — произнес я при входе, хотя из последних здесь, наверное, никого не было. Всё напряжение снялось видом человека, водрузившегося посередине камеры, под самим зарешёченным
Сидевшего было видно от низа грудной клетки и выше, в полумраке белело его восковое лицо, обрамлённое редкими, тонкими, сбившимися в мелкие светлые кудряшки волосами неопределённой длины, но закрывавшими уши и часть шеи. На крючковатом носу сидели огромные роговые очки, в центре линз которых, за толстыми стёклами, бегло-колючий вопросительный взгляд, явно дававший понять недовольство прерванным занятием. Низ лица расплывался в несоответствующей верху полуулыбке полных губ. Всё это освещалось миниатюрной лампочкой, работающей от сети и прикреплённой к стоявшему на столе пластмассовому ведру, поставленному таким образом, что визуально именно из него начиналась шея, держащая голову. Казалось, что человек этот попал сюда из-за несдержанности какой-то страсти. Он привстал, как и два остальных, не в меру крепких парня, лежавших под одеялами и уже отходивших ко сну.
Представляясь и протягивая для рукопожатия руки, они слегка оголили торсы, говорящие о постоянных тренировках. Особенно впечатляюще выглядел обитатель нижней кроватки — кряжистый, с мощными надбровными дугами, глубоко посаженными чёрными глазами, вид у него был предупреждающий, но взгляд не обманчиво спокойный и располагающий. Верхний был просто здоровенный детина с гипертрофированными мышцами, но уже, ввиду возраста, потерявшими свои выдающиеся формы.
«Посмотрим, кто из нас кого больше удивит», — думал я, разглядывая новых сокамерников, они казались гораздо интереснее всех прежних. Понимая, что и сам не подарок, несущий своим внешним видом больше вопросов, чем ответов, особенно длинными густыми волосами и непривычным в нашей среде сленгом.
Произнесённый список статей, предъявленных мне следствием, удивил, видимо, несоответствием внешности имиджу и повадкам. Но Сергей — сидящий за столом, продолжал писать, Александр — крепыш снизу, наиболее любопытствовал, Гена — бодибилдер, лениво участвовал в разговоре. Статьи Уголовного Кодекса по номерам и их частям я ещё не совсем воспринимал как объяснение содеянного, и потому, уже засыпая, определил компанию, на первый взгляд состоящую из страстно увлечённого своим внутренним миром человека, желающего выплеснуть его на бумагу, и нас, троих статейных «бандюков», как подходящую, к которой привыкнуть будет несложно.
Заснув быстро и спокойно, хотя и с мыслью, не дававшей покоя — лицо Сергея, хоть и изменённое освещением, временем и, по всей видимости, изнуряющими тренировками, было знакомым. Мне не нравятся безответные вопросы, может, именно поэтому проснулся я, уже зная, кто это. Человек в роговых очках был никто иной, как господин Мавроди. Правда с утра, на проверке, он выглядел несколько иначе, изменённый видом только что проснувшегося человека.
Милиционерам нравилось над ним подшучивать, местом для отдыха он выбрал себе верхнюю кровать на втором ярусе, правильность чего оценил я уже через месяц. Отходил ко сну он за пару часов до утренних проверок, ложась спать, просовывая ноги в рукава куртки, основной её частью укрывая среднюю треть тела, таким образом ноги его оказывались будто стреножены. Очередная дежурная смена
Прошло некоторое время, и он удивил меня упражнениями на пресс, которые делал в течение полутора часов практически без остановок, закидывая ноги в лежачем положении за голову, пока не насчитывал двух - двух с половиной тысяч повторений. Но привычки втягивать развитые мышцы живота не было, скорее наоборот, и маленький «пузырик», впрочем, разрифлённый кубиками, потешно торчал. Выглядел он, не в пример всем его фотографиям, довольно крепко, день для него был ночью, а ночь — рабочим временем.
Мучавшая его подагра заставляла придерживаться жёсткой диеты, что давало и нам возможность приобщаться то к рыбным котлеткам, то к морепродуктам, которые в этой тюрьме пропускали лишь избранным.
Его дело было чрезмерно пухлым — более шестисот томов, состоящих, в основном, из фамилий и адресов потерпевших, в этот раз их насчитывалось десять тысяч, хотя говорилось о миллионах, кроме того его дело содержало всевозможные перепечатки уставных документов, бухгалтерских бумаг и разной другой дребедени, которой в нынешней юриспруденции принято раздувать количество томов для запугивания присяжных. Шутки ради, Гена приставал к нему периодически с вопросами о где-го зарытой «кубышке», иногда называя коллегой, опираясь на слова самого же «Пантелеича», который любил повторять с печальным видом, что его ожидает не одно, а целых два «пожизненных заключения», якобы ввиду пятидесяти двух случаев доведения до самоубийства не совладавших со своими эмоциями прогоревших вкладчиков. Нечего сказать, знатный «упырюга», но фактически отсидевший не более пяти лет, и давайте будем опираться не на что угодно, а на закон, в пику тому, что у нас принято называть человека, как кому заблагорассудится, обвиняя его во «всех тяжких» ещё до вынесения приговора.
Правда, Сергей любил частенько рассказывать и представлять свою деятельность как, в конечном итоге, направленную на обрушение экономики Соединённых Штатов Америки. Не буду высказываться на этот счёт, имея своё мнение, не совсем совпадающее с объяснениями.
Саша с Геной безошибочно шли по моей стезе в громких делах, но безнадёжно отставали по количеству подельников в коллективе. В общем-то, вчетвером мы жили дружно, без эксцессов, и каждый, как говорят, был настроен на свою волну. Книги, тихие разговоры, салаты, скромные застолья на сухую, с бесхитростными блюдами, которые можно приготовить в местных условиях, подготовки к судам, спорт, прогулки, особенный вкус которым придавали медленные спарринги с Александром Лазинским, бывшим на свободе ещё и преподавателем рукопашного боя. Общение с ним вообще оставило приятные воспоминания. Эти полгода, проведённые одним составом, что на самом деле редкость для этой тюрьмы, дали понимание камерной терпимости или, как сейчас модно говорить, толерантности — редкостный опыт, тем более применимый и на свободе.
Вечер обычно был насыщен повествованиями «Пантелеича» о прошедшем заседании суда и очередных выступлениях потерпевших сторон, всегда имевших разную окраску, но постоянно желающих вернуть пропавшие деньги и, разумеется, не во вложенных количествах, а в сотни, зачастую, и в тысячи раз больших суммах. Настрадавшиеся от чрезмерного доверия и своей жадности люди не понимали, что чем реальней будет иск, тем больше будет шансов его возмещения, и раздували свои запросы до миллионов долларов по совету неизвестно откуда появившегося общественного лидера, для начала выведшего какой-то коэффициент, а после просто в открытую начавшего наживаться на несчастье и так уже пострадавших, в основном, пенсионеров, собирая с них какие-то взносы, которые те разумеется в большинстве своем, здавали.