Лилея
Шрифт:
Да вот, давайте уж, говорите, собираетесь ли нас осаждать, авось тогда и без пленников обойдемся. Добытая Нелли дыра была низковата, приходилось нагибаться. Из-за того вода лилась прямиком за шиворот.
Однако штатский и офицер, над которыми ни в коей мере не капало, не торопились удовлетворить живейшее любопытство своих противников.
Штатский зевнул в кулак, потянулся, прошелся по палатке, явственно прогоняя сон сей разминкой конечностей. Один раз тяжелое смуглое лицо его оказалось так близко, что Нелли даже отшатнулась от греха в дождь.
– Косим и косим эти сорняки, а они вновь подымаются, - недовольно заговорил он.
– И поделом нам, глупцам, корни-то в земле остаются.
–
– Гиль! Все это полумеры, четвертьмеры, осьмушки мер. Я завершил сегодни свой прожект, оттого и не спал ночи, - штатский хлопнул себя по объемистому карману.
– С утра отправлю оный в Париж. Убивать этих крестьянских скотов - пустая трата времени, сколько-то из них все одно останется, покуда им есть где укрыться. Я говорю о лесах, прежде всего о них!
– Да помню, товарищ Брасье, - на сей раз зевнул офицер.
– Только все сие - невозможные фантазии. Легко сказать, превратить целый край в настоящую пустыню. Чтоб впрямь ничего не росло да не плодоносило… Воля твоя, несериозно. Понятное дело, что под тем же Броселианским лесом роялистских схронов больше, чем звериных нор. Но чтоб взять его да выжечь целиком, вдобавок без собственных потерь…
– Вот затем и отрывают нас от важных дел в Париже, - штатский горделиво вскинул голову.
– Полета мысли в вас нету, в военщине! Без идейного руководства вы так и будете по старинке скрипеть. Да, сие представляется невозможным, не спорю. Но ныне - великая эпоха, время невозможных свершений! Разве возможно было стереть Бастилию, сей монумент тиранства, с лица земли? Разве возможным казалось срубить голову Людовику Капету? Для освобожденного народа возможно все! Вот, здесь у меня расписан подробный порядок мер. Должно быть две команды - лесорубы и пожарные. Леса должно делить на шахматные клетки, каковые будут разделены просеками. Огонь надобно пускать, выжигая клетку за клеткой, отступая с сожженной на целую, двигаясь к воде, на коей уже ждут суда. Здесь ведь повсюду рано либо поздно упрешься в большую воду, так что идти обратно по пепелищам не понадобится. Первый этап - выжечь леса, второй - поля и сады с жилищами. Третий - вывести из употребления колодцы. Часть скота угнать во Францию, часть забить на провиант для военных-ликвидантов. Все продумано до мелочей! Так что экспедиция на острова - только начало преображения Бретани, самое начало.
Нелли давно уж не ощущала водяного холода, но тем не менее услыхала сквозь шум ливня, как Анри де Ларошжаклен скрипнул зубами.
– А уж ученые мужи пускай ломают головы, чем посыпать здешние нивы, чтоб побольше лет ничего не взросло, - довершил тот, кого сотоварищ назвал Брасье.
– Только тогда уж не видать нам в Париже здешнего сливочного масла, - хмуро ответил безымянный покуда лейтенант.
– Того, что зовется «луговым». Что пользы станет Франции в столь огромной пустыне?
– Пользы не будет, да не будет и вреда, а сие главное, - возразил Брасье.
– Горбатого могила исправит. Нечего и тщиться переделать этих богожоров. Нужды нет, истребить в них Христа можно только с ними вместе! Живая Бретань всегда останется ножом, направленным в спину республике и революции. Позже мы проложим по этой пустыне дороги, прямые, к удобным морским портам. В портах мы разместим надежные гарнизоны, которые станут грозить англичанам. А лет через тридцать-пятьдесят, когда земля начнет оживать, мы поселим здесь земледельцев-граждан. Думается мне, Неподкупный согласится с моей логикой, я вить все изложил в самых подробностях.
– Тебе видней, - лейтенант поднялся.
– Пойду,
– Так вить не в твоей обязанности, - голос штатского прозвучал холодно.
– С чего такое раденье, а, лейтенант? Или скучно со мной время коротать?
– Дождь, - невыразительным голосом ответил офицер.
– С бездельников станется развернуть свои скатки да накинуть на головы. А сие мешает обозревать.
– Вот оно что, - Брасье зевнул вновь, во весь рот.
– Ты не будешь в обиде, коли я вздремну полчаса на твоей раскладной койке? Не хочу ворочаться под ливнем.
– На здоровье, - офицер накинул плащ.
– Вот оно и ладно. Как воротишься, так и подымешь меня. Надобно уж будет мне отправлять бумагу, - с этими словами он пропал из видимости, верно уселся на что-то низкое.
Ларошжаклен повернулся к Ан Анку. Шуаны обменялись долгим, очень долгим взглядом, а затем Анри шепнул несколько слов по-бретонски. Отчего-то у Нелли возникло странное чувство, будто глазами было меж ними сказано много больше, чем словами.
– Ни шагу дальше, Элен, - Ларошжаклен сорвал с ветви дерева забытую под дождем конскую попону, и, с нею в руке, двинулся огибать палатку. Ан Анку также пошел вокруг палатки, только с другой стороны.
Памятуя о воинской дисциплине, Нелли осталась таки за шатром, но не утерпела и выглянула вослед Ларошжаклену: за ним было ближе тянуться.
Анри шел следом за синим офицером, почти не таясь в шуме неистовствующей стихии. Сперва он двигался шагах в шести от врага, затем подступился ближе, вовсе близко. Теперь он шел уже в затылок, отдалясь лишь на расстояние, удобное, чтобы поднять руку. Нелли подумала было, что он размахнется сейчас и оглушит синего сзади, но Ларошжаклен поступил иначе. Он по-прежнему нес мокрую попону, но теперь перехватил ее в обеи руки, а затем, размахнувшись, накинул сверху на синего тяжелый кусок мокрой ткани - словно ребенок, прихлопывающий сачком бабочку.
Невнятный вскрик не пролетел под дождем и пяти шагов. Пользуясь мгновенной слепотою врага, Ларошжаклен пнул его с силою под колени. Офицер упал в лужу, разбрызгав ее во все стороны. Шуан уж сидел на нем верхом, увязывая лежачего его же собственным трехцветным кушаком.
– Так и знал, что сгодится, - в руке подошедшего с другой стороны Ан Анку покачивалось путлище.
– У тебя дело слажено?
– Ларошжаклен затянул последний узел кушака.
– Да, - шуан нагнулся и стянул ремнем ноги отчаянно брыкающегося синего, но не донизу, а отчего-то только до колен.
– Тогда нам делать больше тут вроде как нечего, - Анри де Ларошжаклен рывком поднял вдруг лежащего и водрузил на его же собственные ноги.
– Выходит, что так, - Ан Анку вытащил свой нож из ножен и приставил к через ткань к горлу синего, слегка нажал.
– А теперь слушай, мерзавец. Волочь тебя на себе нету у нас времени. Пойдешь на своих двоих. Коли взбрыкнешь, коли подумаешь взбрыкнуть или еще замычать, ты мертвец. Хотя мычать я тебе так и так не советую. Все одно не услышит никто, зарежу я тебя без всякого для твоих толку. Уразумел?
Трудно было понять, что уразумел человек с мокрым кочаном на плечах. Впрочем, брыкаться он перестал-таки. Ан Анку ухватил его за шиворот и толкнул в спину, указывая, куда шагать.
Дождь грозил излиться, и шуаны, без того торопившиеся покинуть неприятельскую территорию, прибавили шагу.
– Стало быть, выпивку ставлю я, - Ан Анку все толкал синего впереди себя, туго стянув в кулак ткань под его затылком.
– Удачлив ты, принц.
– Не во всем, - Анри оборотил к Елене лицо, и ей показалось на мгновенье, что оно залито не дождем, но слезами.
– Элен, Вы можете идти еще быстрей, хотя бы немного?