Лилит
Шрифт:
Я отошла от двери и посмотрела в окно, выходившее на противоположную от входа в дом сторону.
Там внизу стояло не меньше пяти машин и еще несколько человек рядом с ними.
Витя подошел ко мне, тоже посмотрел вниз.
— Я так и думал, что здесь у Лысого база, — проговорил он.
— У какого Лысого? — спросила я.
— Герман. Беспредельщик один, — объяснил он, — он связан с конторой.
Пусть меня накормят грибами, какие съел сегодня Витька, если мои знания увеличились хоть на полкопейки после этого его объяснения.
Место, где мы стояли,
— Кто-то идет, — прошептала я быстро, взглянув на Витьку.
Ему ничего не нужно было объяснять, он тут же бросился по лестнице вниз, подбежал к входной двери и снова встал, прижавшись спиной к стене.
Дверь открылась в эту же секунду; совершенно спокойно, ничего не подозревая, вошел человек, молоденький, ему было года двадцать три. И тут же Витька схватил его за рубашку на плече, сильно дернул на себя, прижал его спиной к себе, сдавив предплечьем горло.
— Будешь шуметь — пристрелю сразу, — предупредил он и ткнул ему пистолет прямо в ухо, потом спросил:
— Где ваш гость?
— Какой гость? — хрипло, нервно и испуганно спросил тот.
— Не прикидывайся идиотом, — проговорил Косарь со злостью и прижал пистолет с такой силой, что я подумала, он ему сейчас ухо проткнет.
Парень этот скривился от боли, казалось, что он хочет разрыдаться, но он не пискнул даже, а только сказал, с трудом выговаривая слова:
— Внизу, в подвале.
— Пошли проводишь, — Витька убрал руку с горла своего пленника и ткнул пистолетом ему в затылок, толкнул в сторону от двери.
Они подошли к лестнице. Я тоже спустилась по ней вниз и подбежала к ним. А под лестницей, оказалось, есть проем, совсем темный, только когда я подошла вслед за Витькой и этим нашим провожатым к тому месту, я увидела, что там есть ступеньки, кирпичные ступеньки, круто ведущие вниз.
— Руки за голову! — когда наш пленник ступил на первую ступеньку, приказал Витька. — Если споткнешься, сразу стреляю, — предупредил он зачем-то, потому что спотыкаться на такой крутой и темной лестнице едва ли кто и сам захочет, а вот от его предупреждения он мог только, скорее, от страха споткнуться.
По тот послушно положил руки на затылок и стал спускаться вниз, в темноту. Витька Косарь шел вслед за ним, а я уже третья, как это называется у военных — замыкала колонну.
Уже на середине лестницы внизу стал виден свет.
Когда мы дошли до конца лестницы и свернули направо, выйдя из небольшой ниши, перед нами открылся коридор, уходящий в обе стороны, стены его были выложены красным кирпичом, поэтому создавалось ощущение какого-то мрачного подземелья. Хорошо хоть все это освещалось неяркими лампочками, они висели прямо на проводах у потолка.
— Пошли! — снова приказал Витька.
Мы пошли по коридору. По обеим сторонам здесь было много дверей, точнее, даже не дверей, а дверных проемов, потому что большинства дверей не было.
Шагов через двадцать, под прямым
— Кто там еще с ним? — спросил шепотом Витька.
— Миха, — послышался ответ.
— А Лысый где?
— Гера? Он там, наверху.
— Значит, я был прав, — пробормотал Витька и приказал:
— Открой дверь, только немного.
Пленник взялся за ручку и слегка толкнул дверь от себя.
Тихо скрипнув, дверь приоткрылась.
Я приподнялась на пальцы, потому что двое предо мной мешали мне, но и тогда я не сразу увидела, кого хотелось увидеть, кого мне нужно было увидеть, а сначала увидела какие-то большие газовые баллоны, они занимали чуть ли не половину комнаты, а уже потом я увидела его — Сережку!
Он стоял у боковой стены. Но какой у него был вид!
Лицо было разбито и даже исцарапано, рубашка разорвана, и на теле тоже были синяки. А рядом с ним сидел какой-то громила, здоровый, не меньше Жеки. Он сидел, закинув ногу на ногу, голова его ,сонно опускалась на грудь, с губы вниз спускалась тонкая ниточка слюны. Он даже не пошевелился от скрипа двери.
Но все это у меня просто как-то запечатлелось случайно, потому что я ни на что больше не обращала внимания, кроме Сережки. И я, конечно, сразу рванулась туда, но только у меня это не получилось. Витька, как только почувствовал, что я засуетилась, не глядя на меня, не оборачиваясь даже, только протянул назад руку и с такой силой схватил меня за плечо, что я чуть не запищала, но сдержалась, а вот синяки у меня после этого, конечно, останутся, и еще какие. — Это Мишаня, — услышала я, как наш пленник зачем-то объяснил это Вите.
— Спасибо, — поблагодарил Витька, а потом взял и ударил нашего провожатого по голове рукой, в которой держал пистолет. Придерживая его, осторожно опустил на пол.
Но пока он возился с ним, я оказалась на свободе — Витькины пальцы уже не сжимали мое плечо, — и я тут же, толкнув дверь, проскочила в комнату.
Я подбежала к Сережке, обняла его за шею, прижалась к нему. И я разрыдалась.
А кто бы на моем месте смог сдержаться, я ведь столько искала его, столько мучилась, переживала, и за все это время я хоть бы разок поплакала, и вот теперь я не могла себя сдерживать. Нет, может быть, если бы там, сзади, у двери не было Витьки, я бы, наверное, вела себя по-другому, но сейчас рядом со мной было двое мужчин — Витька и, главное, Сережка, — и теперь я могла не беспокоиться ни о чем.
Я что-то говорила ему и говорила, и обнимала его, и плакала.
За спиной я слышала какую-то возню и слышала, как Косарь проговорил хрипло: «Отдохни», наверное, тому, который и так сидел на стуле и спал.
— Привет, — это тоже был Витькин голос за моей спиной, но уже нормальный, без напряжения.
— Привет, — ответил ему Сережка. — Рад тебя видеть, — он сказал ему (а меня он что, значит, не рад видеть?!). — Слушай, у тебя нет с собой водки или аспирина, а то голова болит, как будто неделю пил без перерыва.