Лиловые бабочки
Шрифт:
– Ясно.
– Кстати, я тебе трусишки принес чистенькие. В кармане штанов лежат.
– Очень заботливо. Просто по-братски.
– И не говори. Я их тебе на кабинку повешу.
– Благодарю.
– Не за что. Вылазь. Мне тоже надо помыться.
Я закрутила вентиль, вытерлась большим полотенцем, натянула труселя, обернулась полотенцем и открыла дверь.
– Ты уже мылся, придурок, – шлёпнула маленьким полотенцем я друга.
– Крошка Куся, а ты не такая умная, как я думал, – с сожалением в голосе произнес Ванька. – Мы выйдем из душа,
Ванька принялся намываться, что-то напевая себе под нос, а потом внезапно сам у себя задумчиво спросил:
– Побриться, что ли... Хм...
– Ага. Ноги, руки, подмышки... для симметрии, – охотно согласилась я. – А то что все мучения только на мою долю.
– Ща дошутишься, и я ночью побрею тебе лобок, – пробурчал Ванька, намыливая лицо.
– Незаметно не получится, – ехидно произнесла я. – Проснусь и ка-а-ак вмажу тебе по щам... С та-а-аким удовольствием...
– Ну ноги же тебе побрил, и с лобком как-нибудь справлюсь.
– Ой, иди ты в жопу, я вот вообще не удивлюсь, если ты реально это сделаешь, идиотина.
– Не сделаю. Я пошутил. Я ж не настолько отбитый.
Я цокнула.
– А чё так? Чувство стыда внезапно дало о себе знать? Приятно узнать о друге что-то новое.
– Ни фига. Просто у нас бритый лобок – это неотъемлемый знак женщины с низкой социальной ответственностью.
– У кого это «нас»?
– У китайцев. Лысый лобок либо у проституток, либо у маленьких девочек. Я проституток не люблю и к педофилам себя не причисляю.
– Развернуто, – заметила я.
– Угу. Мой кицик однозначно не путана.
Ванька надолго замолчал, принявшись брить лицо.
– На фига на ночь бриться, поясни? – удивилась я.
– А я тебя так люблю, язва, что буду всю ночь с тобой целоваться, усекла? – язвительно произнёс Ванька.
– А, то есть я такая сволота, что ты сама забота о партнере, а я нет?
– Именно, – постучал бритвой о стенку кабинки Ванька, стряхивая прилипшие волоски. – П...здец... Я ее, понимаешь, люблю, бреюсь для нее, а она ни фига не ценит мои усилия...
Я заулыбалась.
– Слушай, ты, романтик херов... в эту игру можно ведь играть и вдвоем. Я сейчас возьму и тоже побреюсь. Только ноги. И хренушки ты заботливый. Обычный бурчливый мудак.
– Ага, зай, всенепременнейше... Брейся. Порадуем друзей своими прекрасными лицами и ногами перед сном.
Могу сказать лишь одно: друзья оценили всё-о-о... И запах, и синяки по всему телу, и гладко выбритые рожу и ноги. Из душа первого этажа гордой походкой Ванька продефилировал на второй, сверкая семейными свободными приспущенными труселями, а я – полотенцем. На предпоследней ступеньке я споткнулась и застонала, прикусив губу от боли.
– Не переигрывай, – усмехнулся Ванька.
– Да реально больно, – сделала я большие глаза.
– А, я думал, ты решила подыграть в кои-то веки. Эх... Могла бы прихрамывать, падла.
Крик Костика, обнаружившего смазку, мокрую одежду и валяющиеся на полу завязанные презервативы,
– Ничего не знаю, – ухмылялся Иван, ложась в свою кровать. – Это не я, это подкинули. И вообще мы спим. Детское время, горшок звенит.
Глава 8. Почти пара
Ночью Ваньке опять приснился кошмар. Но ко мне в кровать он не шел, лежал, трясся и пыхтел, как обычно бывало в таких случаях.
– Да твою же ж... – возмутилась я. – Ну плохо тебе и страшно, ну лег бы под бок, как обычно!
– Я думал, ты на меня обиделась, – страдальчески произнес Ванька.
– Не обиделась. Да даже если и так, то что лучше: не спать обоим всю ночь? Тупая логика.
– Ладно. Спасибо...
* * * * *
Я совсем не удивилась, обнаружив с утра, что дверь в спальню привычно полуоткрыта, а на пороге стоит Илья, с болезненным интересом приглядываясь к нам. Ночью Ваньке стало жарко, и он стянул с себя футболку. Потом раскапризничался и потребовал, чтобы я сделал то же самое. Я повздыхала, нацепила спортивный топ и улеглась в кровать. В этой ситуации реально проще было сделать так, как он говорит. Пусть лучше спит, чем истерит.
Ванька всё ещё дрых, прижимая меня к себе, как ребенок любимую большую игрушку.
– Что? – капризным тоном произнесла я, обращаясь к Илье.
– Да ничего... – растерялся парень.
– Ну вот и всё. Иди нах, видишь, у наслюбовь.
Я с нескрываемым наслаждением обняла Ивана. Тот охотно зафырчал, крепче меня обхватывая. Илья обалдело посмотрел на нас обоих.
– А...
– Нах, говорю иди, трахаться охота, – охотно пояснила я. – Или ты что, хочешь посмотреть, как это? Ну... Хорошо, слушай... Значит, одна – снизу, другой – сверху....
Пояснять не пришлось. Сонный Ванька слёту стал моститься сверху, вполне очевидно притираясь.
– Аккуратнее, я нежная, – делано-капризно возмутилась я.
– Мгм, – согласился китаец, без всякого стеснения кусая меня в шею, а затем ставя смачнейший засос.
Про себя я хмуро подумала, что когда Илья уйдет, я первым делом откушу Ивану нос. Обнаглел. Переигрывает, зараза коротковолосая. Ишь ты, раздухарился как, поглядите-ка на него, а?
– Да пошли вы оба! – психанул Илья, захлопывая дверь. – Ни стыда, ни совести! Е…анутые оба!
Убедившись, что Илья гарантированно спустился с лестницы, я язвительно произнесла:
– На хрена засос поставил, придурок?
– Для натуральности, – признался Ванька. – Типа бешеная страсть захватила нас, все дела. Теперь есть стопроцентный свидетель, что мы только и делаем, что сосёмся, как не в себя. Я теперь в этот засос буду постоянно тыкать и всем демонстрировать, как величайшее достижение сегодняшнего утра.
– Идиот, – сокрушённо цокнула я.
– Ты первая начала, – резонно заметил Ванька.