Линия красоты
Шрифт:
— О, великолепно… — проговорил он и игриво рассмеялся.
— Вы, кажется, от рюмочки вина не отказываетесь, сэр, — проговорил, подавая ему бутылку, лотерейщик.
— Это уж точно! — ответил Джеральд.
— Не оставляйте себе, — прошептала у него за спиной верная Пенни.
— М-м?..
— Нельзя оставлять себе приз. Выглядит некрасиво…
— В самом деле, чертовски скверно смотрится… — пробормотал Джеральд и задумался, взвешивая бутылку в руке. — Вот что: мне не хотелось бы уводить победу из-под носа у своих избирателей! — Послышались робкие одобрительные возгласы. — Барбара, могу я
Леди мэр испытала, кажется, три оскорбления разом: Джеральд презрел и ее положение, и тонкий вкус, и то, что она была (как известно всему городу) строжайшей трезвенницей. Кроме того, Ника не оставляло подозрение, что зовут ее не Барбара. Разве она не Бренда Нельсон? Некоторое время Джеральд держал бутылку в руках, словно сомелье, затем она перекочевала на соседний столик.
— Пусть кто-нибудь порадуется, — великодушно предложил он.
Однако им явно овладевало чувство, что он обязан что-нибудь выиграть. Беспокойно оглядываясь вокруг, словно что-то ища, Джеральд протискивался сквозь гуляющую толпу. За ним, придерживая банки с джемом, торопилась Пенни, а за ней, чуть поотстав от шума и смеха, сопровождающего знаменитую персону, — Ник.
Искусство метания веллингтонов в Суррее, где рос Джеральд — а тем более в Ноттинг-Хилле — было неизвестно. Однако в Барвике, где до сих пор шла оживленная торговля скотом и по улицам летала солома, пастуший веллингтон — черный, тяжелый, подбитый свинцом — был неоспоримым жизненным фактом, а его метание — популярным времяпрепровождением. Джеральд приблизился к старту, отмеченному белой лентой, натянутой между двумя шестами.
— Ну-ка, дайте и мне попробовать! — проговорил он, добродушно улыбаясь, словно предвкушая ни к чему не обязывающее развлечение — только взгляд оставался холодным и целеустремленным.
— Двадцать пять пенсов за бросок, сэр, а пять бросков — за фунт!
— Тогда давайте на фунтец! — проговорил Джеральд особым сочным голосом, каким всегда произносил жаргонные словечки.
Пошарив в карманах, он обнаружил, что истратил уже всю мелочь, и полез было в карман за двадцатифунтовой банкнотой, когда Пенни, шагнув вперед, положила на стол фунтовую монету.
— О, великолепно… — проговорил Джеральд, вглядываясь в парочку подростков, которым никак не удавалось сделать приличный бросок — сапог падал наземь в каких-нибудь нескольких футах. — Ладно, попробуем!
Он поднял сапог и взвесил его в руке. Вокруг собирался любопытный народ: не каждый день можно посмотреть, как член парламента, в безупречном мелко-полосатом костюме и красном галстуке, держит в руках старый веллингтоновский сапог, готовясь запустить его в воздух.
— Джеральд, а вы кидать-то умеете? — поинтересовался, возможно с самыми добрыми намерениями, какой-то местный.
Джеральд нахмурился, давая понять, что инструкции ему не требуются. Понаблюдав за безуспешной возней мальчишек, он сделал первый бросок от груди, подошвой вперед, имитируя то ли метание дротика, то ли стрельбу из пистолета. Однако он недооценил вес сапога — тот приземлился между двумя первыми линиями.
— Надо его по-настоящему метнуть, — пояснила грузная женщина рядом, — ну, знаете, вот так… — И описала рукой широкую дугу.
Мальчик принес Джеральду сапог, и тот попробовал еще раз, с
— Ну вот, уже лучше, — проговорил кто-то в толпе. — Попробуйте еще!
А кто-то другой выкрикнул с энтузиазмом:
— Вперед, консерваторы!
Ник с немалым удивлением осознал, что Джеральда в этой толпе и вправду любят — по крайней мере, искренне желают ему успеха и благожелательно радуются, глядя, как столичная знаменитость неумело швыряет сапог.
С третьей попытки дело пошло лучше: Джеральд расстегнул пиджак (чем вызвал новые одобрительные возгласы) и швырнул сапог от плеча так, что тот перелетел — хоть и ненамного — за двадцатиярдовую отметку. Толпа радостно захлопала: теперь советы давали все наперебой. Одни советовали держать сапог за голенище, другие — за подметку; Джеральд попробовал и так, и так. Четвертый бросок ему совсем не удался. В толпе зрителей уже чувствовалось утомление, и чей-то голос, в котором Ник заподозрил умника-социалиста в золотых очках, проговорил ехидно:
— Вот так большие шишки и выставляют себя на посмешище.
Презрительно фыркнув, Джеральд занес руку для пятой попытки — и на этот раз сапог, описав ровную невысокую дугу, упал наземь далеко за последней отметкой, обозначавшей двадцать пять ярдов. Мальчишка побежал туда и отметил удачу Джеральда, воткнув рядом с сапогом голубую мету для гольфа. Послышались аплодисменты, защелкали фотокамеры.
— Надеюсь, я что-нибудь выиграл? — поинтересовался Джеральд.
— Пока еще рано об этом говорить, Джеральд, — откликнулся тот самый местный, что спрашивал, умеет ли он метать сапог. Должно быть, этот человек наслаждался тем, что может как ни в чем не бывало называть парламентария по имени, а тот только благодушно улыбается в ответ, памятуя, что сегодня он — общественная собственность, друг народа.
— Мистер Тревор, — прошептала ему в ухо Пенни. — Городская канализация.
— Доброго здоровьичка, Тревор! — радостно поздоровался Джеральд таким простонародным говорком, какой и среди простонародья не часто встречается.
— Игра идет до пяти часов, — объяснил мистер Тревор. — Вот тогда и узнаем, кто победил. Кто бросит дальше всех, получит кабанчика.
И указал на клетушку, до сих пор скрывавшуюся за толпой, где хрумкал капустными листьями упитанный хряк глостерской породы.
— Боже ты мой… — проговорил Джеральд и неуверенно засмеялся, как будто ему показали змею.
— Тут вам и завтрак, и обед, и ужин! — сияя, пояснил мистер Тревор.
— Да, в самом деле… Честно говоря, мы свинины не едим, — проговорил Джеральд и уже хотел идти прочь, как вдруг увидел, что к стартовой черте приближается, уверенно сжимая в руке сапог, человек в золотых очках.
— Ну, сейчас Сесил всем покажет! — воскликнула женщина в перманенте; возможно, она все-таки не так уж симпатизировала Джеральду — с этими людьми никогда ничего не разберешь.