Линия Периферии
Шрифт:
Припасы постепенно истощались — хотя убежище, подготовленное её отцом, было весьма надёжным — семья её не сильно выходила за рамки среднего класса, являясь, к тому же, многодетной. Будучи первым ребёнком, Лия помнила их первые годы на новом месте — времена, когда отец, по выработанной привычке, откладывал некоторые накопления на обустройство убежища, постоянно его обновляя, но потом появились её братья, и семья уже просто не могла себе этого позволить.
Никто не ждал войны, никто даже не мог предположить, что эти земли могут оказаться центром грязнейшей из политических интриг. Вспыхнувшая война застала всех врасплох, и посёлок оказался целиком отрезан от внешнего мира. Жилые территории попали под неограниченный комендантский час, радио глушилось, а густой лес то и дело вспыхивал от непрекращающихся авианалётов.
Но они не прошли. Оглушающий рёв двигателей сверхзвуковых истребителей и затяжные ночные перестрелки стали обыденностью, а одна из сторон, сдавая позиции, решила укрыться в деревне, вероятно, намереваясь использовать гражданских как живой щит. Только вот тех, кто им противостоял — это не задержало. Большую часть дня Лия находилась в одной позе, обняв руками колени и не в силах пошевелиться. Тёмный, уже лишившийся электрического освещения укреплённый погреб усиливал своё давление с каждым часом — но она была даже не в силах запаниковать. Она лишь выполняла механический цикл принятия пищи и сна, вскоре прекратив даже покидать свою комнату, которую её мать постаралась максимально точно приблизить к виду её настоящей, давно исчезнувшей спальни. Порой совсем близко слышались крики, мольбы и выстрелы — что-то жестокое происходило прямо в их бывшем доме на поверхности, но ей удавалось абстрагироваться от всего.
И сейчас, прямо у Лии на глазах рушилось то, что ещё оставалось от её хрупкого самообладания. Удар за ударом, потолок продолжал трястись, как в дни самого разгара сражений, но гораздо сильнее и точней, словно кто-то специально целился в руины домов. Возможно, она понимала, что происходит, но не была уверена до конца — Лия инстинктивно размышляла над происходящим долгими апатическими днями, вспоминая прочитанную военную книженцнию со старых отцовских полок: «тактика выжженной земли» — так это называлось. Окончательно утратив контроль над ситуацией, отступающая сторона просто методически уничтожала всё, что могло представлять врагу малейшую ценность. Всё, что нельзя было унести — должно было быть предано огню. Но причём здесь был их дом, их жизнь? Они не представляли никакой ценности для военных.
Тогда почему? Почему они горят? Убежище, построенное её отцом, не было способно уберечь их?
— ЛОЖЬ! — Лия внезапно сорвалась, не имея возможности заплакать.
Взрыв. Треск, осыпающиеся камни; кто-то продолжает кричать, словно откуда-то издалека. Удар. Нет, не взрыв — словно кто-то ударил по кафелю сковородой. Лия заметила, как чёрный потолок, освещаемый языками разрастающегося пламени, делится пополам быстрорастущей трещиной, и последнее, что ей довелось почувствовать — это резкий удар по голове.
Очнувшись от доводивших до безумия криков, она поняла, что оказалась завалена. Оставляя ссадины по всему телу и сдирая с ладоней целые куски кожи, проявляя свойственную лишь смертельной опасности мотивацию и физическую силу — Лия выкарабкалась наружу, лишь чтобы понять, что окружена смертью и огнём, окончательно вышедшими из-под контроля. Бомбить уже перестали, но коллапс стен был неизбежен. И вот, прямо перед ней оказался проблеск дневного света — вход в импровизированный бункер оказался открыт. Всего несколько шагов, и она будет жить…
Но крики не прекращались ни на секунду — только сейчас Лия поняла, что это было не эхо в голове, а крики её собственных братьев. Что-то коснулось её ноги, вынуждая обернуться. Она увидела груды металла, досок и арматуры, усеявших то, что ещё сегодня было гостиной… с изгибающимися, выходящими из-под земли человеческими конечностями. И лицами. Залитая кровью, усеянная бороздами ран смерть смотрела ей прямо в глаза, не прекращая о чём-то умолять.
В эту секунду внутри неё что-то переломилось. Некий жизненно важный механизм, до сих пор сохранявший целостность её рассудка, не выдержал. После секундного недоумения, её поглотил животный, панический страх, словно то, что осталось от её психики, более не функционировало корректно. Лия, окончательно утратив логическое мышление, с воплем рванулась к выходу — с того момента запись событий в её сознательную память стала прерывистой, а после близкого разрыва миномётного снаряда, повалившего её наземь, и вовсе ограничилось мелькающими картинками,
Она продолжала кричать, не чувствуя боли. Повязки, удерживающие рану на ноге, мгновенно слетели, и вновь потревоженная рана оставила на больничной койке тёмное пятно, тут же впитавшееся в простыню.
Так бы всё и продолжалось, но внезапно, словно поперхнувшись, Лия затихла, когда на её плечи опустились чьи-то мягкие руки. Лия содрогнулась, но её плечи тут же отпустили, и она обернулась, с трудом узнав перед собой Павла.
— Всё… в порядке? — нерешительно произнёс авиатехник, явно находившийся в некотором шоке. — Подумал было, что у тебя приступ, а я ни черта не смыслю в медицине… и это землетрясение…
— Я в норме, — сбрасывая оцепенение, Лия постаралась как можно быстрее вернуться в образ, с преувеличенным усердием восстанавливая повязку. Ей опять начали сниться кошмары. Это плохой знак.
— …чем-то помочь?.. — словно заканчивая своё последнее предложение, спросил тот.
— Я. В норме. — раздельно повторила девушка, кидая авиатехнику взгляд, недвусмысленно намекающий на то, что продолжение расспросов окажется не лучшей из идей.
Дворжак, чьё выражение лица впервые по-настоящему изменялось за всё это время, если не считать моментов всеобщей паники, догадался, что засвидетельствовал нечто, чего ему не положено было знать. Чувствуя некую растерянность, будто он только что совершил что-то постыдное, авиатехник не слишком понимал, что ему следует предпринимать. Не будучи склонным к конфронтации человеком, он так же иногда терял в инициативе, и, выждав паузу, решил просто покинуть медпункт, сославшись на дела, добавив, что в случае чего будет находиться неподалёку.
Проследив за ним до выхода, Лия заметила в коридоре курящего Белью, прислонившегося к стене и опирающегося на костыль. «Интересно, — подумала она, — что этот бухгалтер будет делать, когда его сигареты закончатся?».
Но с её ногой, судя по всему, всё обстояло гораздо лучше, чем о том говорили только перезагрузившиеся болевые рецепторы — кость оказалась в полном порядке, и рана быстро затягивалась, хотя и наверняка не обойдётся без шрама.
Закончив с восстановлением перевязки, Лия поднялась, и, несколько прихрамывая, подошла к умывальнику. Сегодня в зеркале на неё уже смотрел не травмированный ребёнок, панически боявшийся собственной тени, но взрослая двадцатидвухлетняя девушка, чьей внешности и положению в обществе могли позавидовать многие представители модельного бизнеса.
Да, только оправившись, Лия была подавлена так, как только может быть подавлен человек, у которого вырвали детство. В глубине души, она до сих пор винила в гибели родственников себя. Не поддайся она тогдашнему порыву, то был бы шанс на спасение её близких. Но она не сдержалась, унесённая течением собственных инстинктов. Годами эта мысль не давала ей покоя, сверля душу девушки, выделяя её среди наслаждавшихся жизнью сверстников и создавая прецедент для лишь усугублявших ситуацию нападок. Но всё это было так давно и размыто… она уже не могла в точности пересказать тот ужас, который её подсознание всё это время упорно пыталось закопать. Она не могла быть виновна в произошедшем, что, в конце концов, она могла изменить, не находясь во власти над собственным телом? Со временем, она просто смирилась. Не отпустив своё прошлое, она не смогла бы двигаться дальше.