Липкие сны
Шрифт:
Но от чего-то стараться не хочется, да и касаться этого сна не хочется тоже. Потому что чувствуешь стойкое, словно налипшее, ощущение, что это был очень неприятный, а может, и ужасный сон, в который не стоит лезть опять.
Когда Андрей открыл глаза, то увидел старую школьную парту и ежедневник – оказалось, последним записанным словом было «волшебство». Наверное, так он просидел несколько минут, или десятков минут, но пальцы всё ещё сжимали ручку, а когда отпустили, на фаланге осталась бескровная вмятина. Ещё с секунду она
Кисть тоже болела, а голова казалась тяжёлой и ватной.
Андрей потёр глаза, и увидел, как под веками появляются белые размытые пятна, вторя движениями пальцев. Уши у него горели, а ноги в ботинках вспотели – он и забыл, как жарко было сидеть за партой возле батареи.
Андрей посмотрел в окно. На улице шёл снег.
Недобрые времена
Другой Андрей тоже смотрел в окно.
Пушистые хлопья походили на ленивых белых мух, а мир за стеклом выглядел так, будто замер, покорился погоде. Снег тихо опускался и застилал Ки-Ки возле подъезда, облеплял сухие, слишком красные на фоне зимы, гроздья рябины и закрывал густой завесой обзор. Мир сужался.
Наверняка, в других обстоятельствах Андрей задержал бы на белых мухах внимание, может даже полюбовался умиротворяющим видом, но сегодня ему было не до снега, не до умиротворения и вообще, чёрт подери, не до чего.
Хоть он и отправился после завтрака в комнату их съёмной трёшки, которую называл «своим кабинетом», и закрыл дверь, как делал всегда в рабочие дни, к работе даже не притронулся.
Если только прикоснулся издалека – написал нескольким заказчикам, что приболел, и, возможно, сегодня не успеет кое-что закончить. Но, конечно, постарается. Безусловно. Спасибо за понимание.
Заказчики всегда понимающе относились к редким форс-мажорам и не давили на Андрея, потому что он никогда не подводил. Репутацию себе он создал безупречную. Любой клиент хорошо знал: если не сейчас, так в ближайшее время всё будет сделано, несмотря на болезнь, слетевшую программу, отключённый интернет, землетрясение – да хоть нашествие монстров.
Только сам он хорошо знал другое: сегодня даже пытаться не станет.
Дело было не только в той херне, которая случилась на обратной дороге с концерта…
«И которую, кстати, ещё нужно хорошенько осмыслить», – подумал он и кивком согласился с этими мыслями.
Беспокойство добавляло кое-что ещё.
Его вполне устраивало отсутствие сновидений в последнее хрен-знает-сколько время, ведь сны ему уже давно были не нужны, но вот тьма и пустота, в которую он провалился сегодня ночью, не радовала ничуть. Потому что после приключения в машине должно было что-то присниться. Всегда снилось, если днём случалось нечто из ряда вон, всегда приходили какие-нибудь подсказки и намёки.
А сегодня не было ничего.
Андрей снова погладил подушечкой большого пальца
Однако ожог был, и появился он не случайно, потому что причина на это тоже имелась.
Палец Андрея замер на несколько секунд. Затем продолжил водить по шершавой болячке.
На самом деле хозяин пальца (и болячки, раз уж на то пошло) вполне понимал, как так вышло, что реальность вдруг ускользнула. Он чувствовал, что знает ответ. Но вот признавать, формулировать знание в мысли, а мысли в слова совсем не хотелось.
Да, за последнее время Андрей позволил себе здорово расслабиться, ведь он искренне верил, что никто из его Линейки, ни один Футляр, не сможет не то, что провернуть подобное – даже догадаться, додуматься до такого. Мог он один, потому что Право было тоже – у него одного.
Только, да не только.
Вчерашняя ночь это наглядно показала. Вот почему принять подобное было неприятно. Андрей вполне мог бы справиться с тем, что «заплыл жирком», что его «рассосало», как говорили в армии, но вот признать, что он теперь – НЕ УНИКАЛЕН – было не просто неприятно. Болезненно.
Но – что ж поделать. Как сказал какой-то ссаный психоаналитик в каком-то бабском фильме, который недавно смотрела Нина, сперва необходимо признать существование проблемы, а уже потом заняться лечением.
Ладно. Признаем. Какой-то сучий гондон, всратый Футлярчик смог прошедшей ночью выбить его из его же реальности. Пусть и ненадолго.
Хорошо.
Стало легче?
Хрена лысого.
Большой палец Андрея скользнул по (его же, раз уж на то пошло) ожогу. Андрей посмотрел на палец – узор отпечатка оказался подкрашенным красным, а под ногтем – кусочек болячки. Из ранки тоже шла кровь – он даже удивился, что из такой маленькой дырочки может лить столь обильно. С того момента, как палец соскочил, а это всего лишь секунда или две, по-зимнему бледную кожу уже прочертила блестящая полоса за каплей крови.
Одна успела упасть на белый подоконник, и своим видом напомнила грозди рябины за окном.
Андрей тем же большим пальцем смазал красную полоску, как будто хотел оборвать ручеёк, но у ранки снова стала наливаться капля. Он быстро опустил голову и поднёс предплечье к губам.
Солоноватый, как будто слегка металлический вкус разлился по рту. Этот вкус ему нравился ещё с детства. Не то, чтобы он был каким-то чокнутым, вскрывал пойманных кошек или забивал камнями собак, чтобы попить кровь, нет, конечно. Ничего такого. Просто ему вполне нравился вкус собственной крови. Он никогда не мог сносить чесотку и зуд заживающих болячек, поэтому ковырял их постоянно. И потому же, конечно, знал вкус.